В состав недавно созданного образовательного консорциума по подготовке кадров для цифровой экономики вошло уже 185 российских университетов и 101 организация среднего профессионального образования. Судя по сообщениям на правительственном сайте, список участников ещё далеко не закрыт. Методологию обучения ИТ-специальностям определяет созданный в 2012 году под Казанью университет «Иннополис».
Подключение к реализации нацпроекта «Цифровизация» сулит его участникам дополнительные бюджетные места, подкреплённые соответствующим финансированием, и серьёзные субсидии. Напомним, что общий бюджет там в два с половиной раза превосходит объем государственных расходов на другой нацпроект - «Наука и университеты». Судя по всему, цифровизаторы в качестве образа будущего видят повторение в России феномена «индийских программистов». Забывая, что у этого яркого бренда имеется и обратная сторона.
Пятый по количеству жителей индийский мегаполис Бангалор, до 1947 года был местом расположения южной штаб-квартиры Британской армии, а сейчас он пользуется неофициальным титулом «индийской кремниевой долины» (или силиконовой, в другой версии). Выдающимся достижением сформировавшейся за последние десятилетия системы оффшорного программирования (когда ИТ-сектор работает не на внутренний рынок, а на иностранных заказчиков) называют, например, объем денег, которые в ней обращаются.
Его оценивают примерно в 2% валового внутреннего продукта (ВВП) Индии. Программирование заняты в основном молодые люди. Но с точки зрения занятости, как и доли в ВВП, это капля в море. Молодёжная безработица в 2020 году достигла в стране 34,7%, а в годы, предшествовавшие вспышке коронавируса, она не опускалась ниже 21-24%. ИТ-сектор не в силах повлиять на ситуацию.
Адепты концепции развития страны через стимулирование подготовки компьютерщиков отмечали, что поставки готовых программных решений стали заметны в структуре индийского экспорта. Посмотрим, как отличились программисты полуострова Индостан на этом поприще по итогам 2020 года. Около 10% экспорта страны по данным портала TrendEconomy приходится на нефть и топливо, 6% фармацевтика, 5,5% алмазы, 2,9% рис, 2,8% ювелирные изделия, 1,7% автомобили, мотоциклы и ещё 1,5% запчасти к ним, 1,4% составляют поставки необработанного алюминия, примерно столько же - статьи экспорта металлических руд и морепродуктов.
Всё остальное не превышает 1%. Так что, если Индия и экспортирует какие-то заметные на макроуровне объёмы программных продуктов, то это оформляется таким образом, чтобы идти мимо официальной экспортной статистики и не слишком баловать государственный бюджет. Например, через прямое взаимодействие иностранных заказчиков с фрилансерами.
Сегодня такая форма взаимодействия как раз в тренде. В конце апреля этого года эксперты ЮНКТАД (Конференция ООН по торговле и развитию) опубликовали исследование о влиянии передовых технологий на различные страны в зависимости от уровня их развития и дохода. В числе основных опасений, связанных с бумом новых технологий, названо распространение принципов так называемой гиг-экономики. Подобные компании, как правило, нанимают физических лиц в качестве независимых подрядчиков. О трудовых правах и полноформатном налогообложении в таких условиях естественно говорить не приходится.
Кстати, в материалах российского нацпроекта «Цифровая экономика» ничего не сказано о бюджетном эффекте, который будет выражен в дополнительных налоговых поступлениях, которые появятся в результате внедрения ИТ-технологий. Будущий рост доходов понимается как нечто само собой разумеющееся и не поддающееся подсчёту. А вот план по расходам весьма точен и амбициозен. Предполагается довести затраты на развитие цифровой экономики с нынешних 1,7% ВВП до 5,1% к 2024 году.
В рамках проекта в стране будет максимально упрощён широкополосный доступ к сети интернет, в каждом федеральном округе созданы опорные центры обработки данных, введена в промышленную эксплуатацию единая облачная платформа и федеральная электронная система инвентаризации, учёта и контроля имущественных комплексов и всех видов энергоресурсов. А главное, планируется обучить 10 миллионов человек цифровой грамотности и еще 120 тысяч – профессиональным навыкам в сфере ИТ на уровне высшей школы.
Всё вышеперечисленное, в том числе и обучение, само по себе никак не является проявлением технологического рывка. В лучшем случае это лишь инфраструктура для него. Или другими словами подготовка универсальной площадки, на которой абстрактный потенциальный инвестор будет работать над снижением себестоимости своей продукции за счет экономии на инфраструктуре. Добро пожаловать в Индию.
ЮНКТАД в своём исследовании обозначил 11 ключевых технологий будущего, инвестиции в которые будут расти в ближайшие годы опережающими темпами: искусственный интеллект, робототехника, интернет вещей, 3D-печать, блокчейн, большие данные, мобильная сеть 5G, генная инженерия, дроны, нанотехнологии и солнечные батареи. Сегодня эти направления концентрируют денежные потоки в сумме около 350 миллиардов долларов. Уже к 2025 году эксперты прогнозируют рост объемов рынка до $3,2 триллиона.
Они оценили и готовность стран к адаптации передовых технологий на своей территории. Россию по этому параметру отнесли на 27 место в мире. Надо сказать, что мало найдётся таких сфер, где наша страна сегодня удостаивается упоминания в составе глобального ТОП-30.
Высокая оценка означает, что у России уже есть достаточно мощный ресурс, позволяющий использовать новые технологии на пользу экономике. Например, вооружившись ИТ-инструментарием, развивать производство продукции глубокого передела на богатейшей основе отечественного минерально-сырьевого комплекса. Каждый шаг в этом направлении катализировал бы создание дополнительных рабочих мест в смежных отраслях. В том числе в ИТ-сфере. И это уже было бы не «искусство ради искусства», а конкретная работа на развитие внутреннего рынка и диверсификацию экономики.
По оценке того же ЮНКТАД почти половину рынка 11-ти самых перспективных технологий к 2025 году сконцентрирует на себе лишь одна из них – интернет вещей (IoT). В развитых странах наибольшее распространение IoT получил в промышленности, где он помогает генерировать огромные прибыли. Например, американская компания GeneralElectric, внедрив систему электронного мониторинга своих газовых турбин, экономит на их сервисном обслуживании около 100 миллионов долларов в год.
А химический концерн AkzoNobel благодаря интернету вещей и облачным технологиям организовал круглосуточное производство таким образом, что, например, цех в Нидерландах управляется из офиса в Швеции. Персонал появляется в цехе не более чем дважды в неделю.
Выгоды такой цифровизации очевидны. Реализовывать проекты, подобные GeneralElectric или AkzoNobel, могут только специалисты с высочайшей технической подготовкой. А компетенции в области информационных технологий у них идут как дополнительная опция. Именно на подготовку профессионалов такого рода ориентируются ведущие университеты США, Европы и Юго-Восточной Азии. И эти кадры вливаются по окончанию учебных заведений в штат сотрудников глобальных корпораций. Задачи же, требующие исключительно навыков написания компьютерного кода, без углубления в отраслевую специфику, корпорации легко передают на аутсорсинг в третьи страны.
Проиллюстрируем проблему примером, который на первый взгляд не относится к рассматриваемому вопросу. Речь идёт о заявлении главы Российской академии наук Александра Сергеева на форуме «Молодежь и наука». Он связал падение уровня образования в стране с отсутствием идеологического воспитания в школах и снижением престижа учительской профессии.
Подобные предложения идеологизировать школу и поднять статус учителя звучат уже не первое десятилетие. Что-то даже делается в этом направлении, но безрезультатно. Вероятно потому, что путают «вершки и корешки». Существует понятие более базисное, чем идеология – этика. А уважения к учителю невозможно добиться увещеваниями, пока не решена ключевая проблема его несправедливо низкого заработка. Так и с информационными технологиями. Пока государство развивает «обёртку», а не экономический базис, львиная доля усилий неизбежно будет уходить на кампанейщину.
