Владимир Путин в ходе своего обращения к Федеральному собранию РФ предложил «вернуться к традиционной базовой системе обучения в вузах». То есть отменить бакалавриат и ввести единый первый уровень высшего образования – подготовку специалистов сроком от 4 до 6 лет. «Форпост» попросил ректора Санкт-Петербургского горного университета Владимира Литвиненко прокомментировать инициативу главы государства.
- Владимир Стефанович, разговоры о необходимости выхода из Болонского процесса в научно-образовательном сообществе ведутся уже давно. Но, уверен, что многие наши граждане, в том числе и родители абитуриентов, не вполне понимают, зачем это нужно. И не видят большой разницы между бакалавриатом и специалитетом. В чём минусы первого и плюсы второго? То есть, что утратила наша высшая школа после того, как ввела двухуровневую систему образования?
Владимир Литвиненко: Несмотря на то, что отечественная высшая школа после присоединения к Болонскому процессу сохранила ряд своих преимуществ, в том числе, фундаментальность и многопрофильность, она утратила нацеленность на развитие краеугольных для России отраслей экономики. Вместе со специалитетом из наших университетов исчез практико-ориентированный подход, что привело к сокращению кадрового резерва и острому дефициту квалифицированных специалистов на рынке труда.
Поясню на конкретном примере. Студенты нефтегазового факультета, которые получают образование по направлениям подготовки бакалавриата, учатся четыре года. После окончания второго курса они уже достаточно подготовлены к тому, чтобы пройти практику на нашем полигоне в Саблино. Ознакомиться с компонентами буровой установки, вспомогательным оборудованием, и затем под присмотром опытных преподавателей принять участие в рабочих процессах.
Ещё через год ребята едут на производственную практику, а в конце четвёртого курса защищают диплом. То есть на реальном предприятии за всё время учёбы они находятся две-три недели, не более того.
Студенты специалитета того же нефтегазового факультета проходят ежемесячную производственную практику после третьего, четвёртого и пятого курсов, а затем, в течение полугода, готовят свою выпускную работу. Теперь встаньте на место работодателя и постарайтесь ответить на вопрос: кого вы предпочтёте пригласить в штат? Бакалавра или специалиста, который уже успел ознакомиться с технологической цепочкой вашей или аналогичной компании, её экономической составляющей, профильным программным обеспечением и, очевидно, гораздо лучше адаптирован к тому, чтобы в короткий срок стать полноценной частью коллектива? Как мне кажется, здесь нет места для дискуссий, всё предельно ясно.
- Одним из преимуществ двухуровневой системы образования считалась возможность поступить на магистратуру по другому направлению обучения. То есть, условно говоря, студент закончил бакалавриат, но понял, что ошибся с выбором будущей специальности, и исправил свою ошибку, получив через два года действительно нужный ему диплом…
Владимир Литвиненко: В прошлом году для поступления в Санкт-Петербургский горный университет государством было выделено 752 бюджетных места на специалитете, 1139 – на бакалавриате и 435 – на магистратуре. Несложно подсчитать, что почти две трети выпускников бакалавриата априори не смогут стать магистрантами. Они завершают своё образование после четырех лет учёбы, получают диплом и выходят на рынок труда.
Конечно, диплом нашего вуза – это своеобразная визитная карточка, знак качества, который даёт дополнительные конкурентные преимущества. Но в целом по стране энергетические, нефтегазовые и горнорудные компании, несмотря на дефицит инженерных кадров, за выпускниками бакалавриата в очередь не выстраиваются, поскольку последние не успели получить в своей альма-матер всех необходимых для молодого специалиста компетенций. Это значит, что их адаптация на производстве займёт слишком много времени и, вполне возможно, будет проходить крайне болезненно, причём, как для работодателя, так и для самого сотрудника.
Что касается магистратуры, куда студенты идут после окончания бакалавриата, то её выпускники нацелены, прежде всего, на научную карьеру. Впоследствии они поступают в аспирантуру или трудоустраиваются на предприятия, но не в качестве инженеров, а в качестве учёных.
Возникает вопрос: а как в таком случае обеспечивать смену поколений в краеугольных для России отраслях – минерально-сырьевом и топливно-энергетическом комплексах? Ведь представители советской школы, те, кто превратил СССР в одну из наиболее технологичных держав, глобального лидера в освоении космоса, мирного атома и многих других областях, постепенно уходят. Кто займёт их место? Выпускники бакалавриата, получившие поверхностное школьное и вузовское образование?
К сожалению, двухуровневая система, навязанная нам Западом, не даёт ответа на этот вопрос. Она не нацелена на подготовку инженеров. И в этом её самый большой минус. По сути, тот путь, которым мы шли последние 20 лет, после присоединения к Болонскому процессу, завёл нас в тупик, из которого необходимо срочно выбираться. Именно об этом и говорил Президент, когда предложил отменить бакалавриат, а ведущим видом деятельности аспирантов признать проведение научного исследования. Это необходимо для того, чтобы обеспечить быстрый выход востребованных специалистов на рынок труда и их дальнейший непрерывный профессиональный рост.
Самое интересное, что в той же Европе, где на официальном уровне специалитет отсутствует, большинство технических вузов не готовят никаких бакалавров. В Германии, например, минимальный срок обучения – пять лет, а в Австрии все студенты, которые обучаются инженерным наукам, обязаны закончить магистратуру. То есть они учатся шесть лет, полгода из которых занимает обязательная производственная практика.
- Получается, что внедрение двухуровневой системы стало ошибкой, которую признают даже сами европейцы? Но неужели это было непонятно с самого начала? Какова была мотивация участников Болонского процесса? И что должна была получить Россия вместо системы, которая выстраивалась десятилетиями и давно доказала свою состоятельность?
Владимир Литвиненко: Во-первых, признание отечественных дипломов за рубежом. Считалось, что в случае присоединения к Болонскому процессу, любой наш выпускник сможет поехать на Запад и получить там рабочее место по специальности. Во-вторых, резкий рост академической мобильности – то, о чём Вы спрашивали выше. Допустим, кто-то поступил в университет на конкретную программу обучения, но через год или два понял, что она ему неинтересна. Перевод на другое направление подготовки должен был стать не только возможным, но и сравнительно простым делом, причём не только в рамках своего вуза. Нас заверяли, что российский студент при желании сможет продолжить обучение даже в Европе, причём с сохранением текущего курса.
К сожалению, ничего подобного реализовать не удалось. Да, Санкт-Петербургский горный университет работал со многими европейскими высшими учебными заведениями по программам двойных дипломов, но предварительно нам приходилось вести колоссальную работу по унификации учебных планов. На уровне государства этим никто не занимался. Так что все преимущества Болонского процесса оказались эфемерными, в отличие от его недостатков.
- Готовы ли российские университеты, в частности, преподаватели, к отказу от бакалавриата и переходу на новый формат образования? Сколько времени может занять эта работа?
Владимир Литвиненко: В Санкт-Петербургском горном университете, в отличие от некоторых других технических вузов, специалитет никуда не исчезал. Нам удалось его отстоять, как необходимый для подготовки компетентных инженеров уровень высшего образования. Конечно, количество бюджетных мест на бакалавриате было больше, тем не менее, возвращение к традиционной системе обучения ни для кого откровением стать не должно. К тому же это государственная задача, для решения которой каждый из нас должен приложить максимум усилий.
Да, конечно, это определённый вызов. Мы, например, планируем сократить в этом году 300 бюджетных мест на бакалавриате и добавить ровно столько же на специалитете. Но известно об этом стало ещё минувшей осенью, так что времени на подготовку у профессорско-преподавательского состава было и остаётся вполне достаточно.
Обращаясь к Федеральному собранию, наш Президент чётко дал понять, что переход к новым образовательным стандартам «должен быть плавным». Ректоры всех вузов, входящих в консорциум «Недра», который объединяет более ста отечественных университетов, выпускающих специалистов для минерально-сырьевого сектора, полностью поддерживают эту позицию. Все мы прекрасно понимаем, что резкий выход из Болонского процесса для высших учебных заведений, привыкших к существующим стандартам, может оказаться крайне болезненным.
Тем не менее, дорогу осилит идущий. Нам необходимо выбираться из капкана, в который мы угодили из-за того, что чрезмерно увлеклись неолиберальной идеологией и уверовали в иллюзии, навязанные нам Западом. Сегодня уже нет сомнений в том, что предложенные на стыке веков подходы к системе высшего образования абсолютно нежизнеспособны применительно к российской действительности. Как и в том, что «уничтожение любой нации не требует атомных бомб или высокоточных ракет дальнего радиуса действия. Требуется только снижение качества образования и разрешение обмана учащимися на экзаменах». Это написано на стенах Стелленбосского университета в ЮАР.
Россия обладает колоссальным потенциалом для реализации своего уникального природного и интеллектуального капитала, а также огромным заделом, который оставила нам советская высшая школа. На этом фундаменте нам необходимо взрастить новую плеяду талантливых, высококвалифицированных учёных и инженеров, способных превратить нашу страну в высокотехнологичную, самодостаточную державу. Все предпосылки для этого существуют. Главное, не пытаться исказить смысл послания нашего Президента, а, засучив рукава, начать работать над его практической реализацией.
