I. Геополитический контекст
Президент В.В.Путин в своем Послании Федеральному Собранию от
21 февраля 2023 года говорил о «рубежном для нашей страны времени», о том, что это «время вызовов и возможностей». На митинге в Лужниках на следующий день он охарактеризовал СВО на Украине как «бой на наших исторических рубежах». Президент четко определил, что в который раз Россия столкнулась с агрессией Запада, который использует в своих целях Украину в ее советских границах, готовил ее к «большой войне». Соседнюю братскую страну после прошедшего там в феврале 2014 года госпереворота переформатировали как анти-Россию. К власти пришел нацистский режим, а страна подверглась ускоренной милитаризации, накачивается западным оружием.
Никто на Западе теперь не скрывает, что за ширмой Минских соглашений 2015 года, одобренных Советом Безопасности ООН и призванных урегулировать гражданский конфликт на Украине на основе международно признанных норм и принципов, преследовалась цель нанести России если не военное, то «стратегическое поражение», дабы дестабилизировать положение в нашей стране, добиться смены власти и создать условия для ее расчленения и ядерного разоружения. Запад действовал вероломно в своем стремлении окончательно решить «русский вопрос», раз и навсегда, на всю историческую глубину разрешить конфликт с Россией, восходящий к первому «натиску на Восток» со стороны Западной Европы под руководством Римской церкви в первой половине XIII века.
Тогда, в 1204 году, крестоносцами был взят Константинополь и на месте Византии, от которой Россия получила православие, была создана Латинская империя, просуществовавшая полвека. На севере на призывы римских пап, начиная с Иннокентия III, к борьбе со «схизматиками» (вероотступниками), под которыми понимались русские, ответили шведы и Ливонский орден. Им нанес сокрушительное поражение Александр Невский, который сделал свой исторический выбор в пользу сохранения независимости Руси и веры ее народа как основы нашей идентичности, даже ценой подчинения Орде (См. Александр Невский. Государь, дипломат, воин, М: Архитектура-С, 2014, стр.159-172.).
Как показывает история, Петровская модернизация, ликвидировав очередную угрозу территориально-политического переустройства всей Восточной Европы в интересах Запада, ввела Россию в европейскую политику и ее расклады, которые обернулись вторжением Наполеона в 1812 году, участием России/Советского Союза в двух мировых войнах ценой Русской революции 1917 года, Гражданской войны и иностранной интервенции, а также Великой Отечественной войны. Всегда Россия спасала независимость европейских государств от имперских посягательств, будь то Парижа или Берлина, ценой неимоверных жертв и страданий.
В духовно-нравственное основание современной России легла Великая Победа 1945 года над нацистской Германией, и именно она стала объектом нынешнего «натиска на Восток» с его не только военной угрозой России, но также угрозой нашему народу на уровне идентичности и истории, то есть самому его выживанию и праву на историческое творчество. Если восемь веков назад Западная Европа находилась под руководством Римской церкви, то сейчас – под «американским лидерством». Вторая мировая ликвидировала внутризападную биполярность, приведя к американской оккупации Германии и Японии. И новый натиск объединенного Запада принял форму «двойного расширения» – НАТО и Евросоюза – на Восток после окончания холодной войны и распада СССР. Со временем Вашингтон более внятно сформулировал свою цель, учтя итоги глобализации, которая привела к подъему Китая и способствовала росту многополярности. Теперь речь идет о двойном сдерживании – России и Китая, которое на Украине в силу затяжного характера конфликта переходит в горячую фазу войны на два фронта. Россия приняла на себя первый удар, действуя превентивно, не дожидаясь повторения трагедии 22 июня 1941 года. Будучи не готовым к такому развитию событий, Вашингтон рискует уже на Украине заочно проиграть противостояние с главным вызовом своей гегемонии – Китаем. Это, похоже, побуждает искать пути переговорного урегулирования на Украине, сорванного, по свидетельству бывшего премьер-министра Израиля Н.Беннета, весной 2022 г. самими же американцами. Разумеется, урегулирования на своих условиях.
Далеко не последнее значение имеют представления о лежащих в основе мироощущения западных элит культурно-цивилизационных характеристиках. В октябре 2022 года на заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» Президент В.В.Путин говорил именно об этом – о том, что основу мировой цивилизации составляют «традиционные общества Востока, Латинской Америки, Африки и Евразии». При этом он отмечал «исчезновение творческого потенциала самого Запада», его «стремление сдержать, блокировать свободное развитие других цивилизаций». Нельзя не согласиться и с С.А.Карагановым, который писал («Российская Газета», 26 октября 2022 года): «Общемировой смысл схватки на Украине – возвращение не-Западу/Мировому большинству, которое раньше подавляли и грабили, культурно унижали, свободы, достоинства и самостоятельности. И, конечно, справедливой доли в мировом богатстве». Разрушение этой основы многополярности и справедливого мироустройства стало главной целью американской внешней политики на современном этапе. Так, еще в 2019 году нынешний советник президента США по национальной безопасности Джейк Салливан откровенно писал в журнале «Атлантик», что условием победы концепции американской исключительности может быть только «разгром парадигмы, выдвигающей на первый план этническую и культурную идентичность» (Цит. по «Россия в глобальной политике», март-апрель 2023 года, стр.62.). Получается, разрушать одну идентичность другой – российскую украинской, «разделяй и властвуй», как в старые колониальные времена?
Именно в таком геополитическом контексте формулировалась новая Концепция внешней политики России, утвержденная Указом Президента 31 марта 2023 года. В ней впервые Россия определяется как «самобытное государство-цивилизация» в ряду других таких государств, как, например, Китай и Индия, а также как «обширная евразийская и евро-тихоокеанская держава». То есть ставится задача нашего культурно-цивилизационного самоопределения, которому в равной мере препятствовали самодержавная и советская власти. Более того, Россия «в качестве одного из суверенных центров мирового развития выполняет исторически сложившуюся уникальную миссию по поддержанию глобального баланса сил» (Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждена Президентом Российской Федерации В.В.Путиным 31 марта 2023 г.). URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/official_documents/1860586/.).
Сохраняя преемственность по отношению к прежним документам стратегического планирования, Концепция творчески их развивает и вносит другие важные новации, продиктованные императивами текущей геополитической ситуации. Так, в ней говорится об изменении системы региональных приоритетов нашей дипломатии, где упор в развитии сотрудничества будет делаться на страны незападного мира (или Мирового большинства), при том что мы не считаем себя врагом Запада, «развязавшего против нас гибридную войну нового типа».
В условиях, когда «повышается роль фактора силы в международных отношениях», «подвергается испытанию на прочность международно-правовая система», «снижается эффективность дипломатии как средства мирного урегулирования споров» и «остро ощущается дефицит доверия и предсказуемости в международных делах», Россия «намерена отстаивать свое право на существование и свободное развитие всеми имеющимися средствами», включая использование своих Вооруженных сил по Статье 51 Устава ООН для «отражения и предотвращения нападения» не только на себя, но и на своих союзников. В числе прочих задач ставится восстановление роли ООН в качестве центрального координирующего механизма сложившейся в послевоенный период международной системы, «формирование справедливого и устойчивого миропорядка» на основе принципов верховенства международного права и неделимости безопасности. Все это и многое другое относится к выстраиванию наших отношений с США, что свидетельствует о назревшей качественной переоценке масштабов угрозы для нас и всего мира, исходящей от претензий Вашингтона на исключительность и гегемонию.
Наверное, в этой связи придется признать, что долгое время Россия была незаменимым участником европейской политики, хотя и со своими особенностями, а Советский Союз реализовывал на практике продукты европейской политической мысли, причем отнюдь не худшие, если сравнить с такими специфическими продуктами Западной цивилизации, как колониализм и фашизм/нацизм. Таким образом, биполярность холодной войны представлялась своего рода директорией по управлению миром Европой, источником напряжения в которой служила идеологическая, военно-политическая и иная конфронтация. А мирное сосуществование стало для Запада формой замораживания конфликта с Россией.
Исчерпанность сложившейся модели капитализма (мирового хозяйства), бесконечный рост потребления, финансиализация всех отраслей, стирание грани между реальным и виртуальным ведут к фатальному размыванию этической основы, благодаря которой капитализм когда-то был механизмом обеспечения прогресса (эта проблема актуальна и для России). В неизбежный тупик зашел потребительский социокультурный уклад. Собственно, в этом источник и кризиса развития в третьем мире: все было пущено на самотек и отдано на откуп рыночной стихии, в особенности в последние 30-40 лет, когда сложившиеся механизмы содействия международному развитию обслуживают неоколониализм. Именно вследствие позиции Запада эта проблема, как и в целом выработка коллективных ответов на транснациональные вызовы и угрозы, осложняется. Достаточно сослаться на признаваемую многими независимыми экспертами причастность Вашингтона к созданию ИГИЛ из остатков суннитского баасистского режима С.Хусейна в Ираке (оставшиеся не у дел в результате американского вторжения офицерский корпус и военная разведка). Как тут сотрудничать, когда США участвуют в создании региональной теругрозы, а затем ее используют для оправдания попытки свержения законного правительства Сирии и своего незаконного военного присутствия в этой арабской стране?
В целом нарастают глобальные проблемы, решение которых по большей части имитировалось, да еще в явно корыстных и односторонних вариантах – ухудшение природной среды и климата, пандемии, усугубление социального неравенства, ухудшение ситуации с доступом к продовольствию и т.д. Страдают и сами западные страны, испытывающие миграционное давление с юга.
Изменяется сущность самого капитала, параметры трансформации которого предстоит понять. В мировой политической экономии происходит коренное изменение. Реальные активы – сырье, продовольствие, пресная вода, энергия – начинают быстро теснить виртуальные производные – финансы, информационные потоки. На этом фоне обострение, вызванное санкциями в связи с СВО, ускоряет давно необходимые изменения в российской экономике и экономической политике. Национализируются активы, национализируется общественное сознание, без чего невозможна мобилизация духовных сил страны. Этими процессами предстоит научиться управлять.
Рамки своекорыстных интересов Запада оказались слишком узкими для мирового развития, в том числе в них невозможно независимое развитие России и Китая. В этом состоит экзистенциальный конфликт западной системы координат с нашими национальными интересами. В любом случае пока ничто не говорит о дееспособности Вашингтона, его готовности к смене курса даже в вопросах, где он мог бы проявить гибкость, пусть даже продиктованную сиюминутными, конъюнктурными внешнеполитическими интересами.
Одна из важнейших черт нынешнего мирового переустройства – острый конфликт между глобальными либеральными империалистами, захватившими верхние позиции в мировой экономике и политике последних десятилетий и опирающимися на постчеловеческие ценности – ЛГБТизм, ультрафеминизм, отрицание родины, истории и т.д., и условными патриотами, в том числе в правящих кругах Запада, исповедующими традиционные ценности. Эти ценности превалируют в незападном мире, который составляет Мировое большинство. Россия оказалась на острие этого противостояния.
Есть и более узкие причины изменений. Среди них – деградация руководящих элит большинства западных стран и небольшой части стран МБ – в том числе из-за длительного периода сравнительно спокойного развития относительно демократических политических систем. Проблемы вышли наружу с войной в Ираке и глобальным финансовым кризисом 2008 г. Получилось так, что ни одной войны не выиграно, кроме холодной, и символом этого выигрыша и одновременно проигрыша является Россия. Поэтому провоцирование кризиса вокруг Украины, обострение враждебности с Россией, начавшееся полтора десятилетия назад, – ключевой элемент попыток Запада удержать свою привилегированную позицию, своего рода эндшпиль его военного доминирования. Россия ограничивает возможности Запада использовать ее в качестве ресурсной базы, но главное, стала символом сопротивления, формулирует альтернативное видение миропорядка и его основ. Россию будут пытаться расшатать и для того, чтобы оголить тыл главного стратегического соперника США предстоящих десятилетий – Китая.
Политика удушения России – это всерьез и надолго. Но продолжатся и процессы саморазрушения Запада. Поскольку их зерна были заложены на рубеже 1980-х гг., можно утверждать, что Советский Союз оказался лидером в этой гонке саморазрушения. Сейчас ситуация иная: запущенные тогда на Западе процессы входят в завершающую фазу, ставя вопрос о его радикальной трансформации в соответствии с требованиями времени, они лишь временно приостановлены консолидацией против России (и пока частично Китая). В то же время Россия пережила этап саморазрушения и «сосредоточивается» в горчаковском понимании этого слова. Так что процессы на Западе, в России и в остальном мире разнонаправлены.
Реальные изменения в западной политике вероятны только через несколько электоральных циклов, если и когда там произойдет полноценная смена поколений политических элит. То есть предстоит своя перестройка, но прежде должно прийти осознание ее необходимости. К сожалению, исторический опыт показывает, что врожденная неспособность западных элит «делиться» ни внутри, ни вовне ведет в тупик, как это уже было в первой половине XX в. Такой вариант вновь возможен – как всегда, ради «выживания человечества» или даже демократии – скажем, в форме тотальной биометрической слежки. Как лыко в строку, ложатся все категории классического фашизма, включая подавление инакомыслия, концлагеря, чрезвычайное положение. Охранительный характер таких идей выдают призывы «верить властям и СМИ». Только время покажет, сможет ли вторая попытка фашизации теперь уже всего Запада иметь успех. Если рядовых россиян, включая спортсменов, спрашивают об их отношении к СВО, то о какой тайне голосования и свободе совести можно будет говорить применительно к самим западным странам?
История подсказывает, что аналогичный кризис западного общества на рубеже XIX и XX веков разрешался мучительно и трудно: для этого потребовались две мировые войны и опыт Великой депрессии. Только тогда США и Европа вышли на социально-ориентированную экономику, которая придала капитализму второе дыхание. Содействовал такой трансформации «вызов Советского Союза» – именно с ним был связан императив «социализации» экономики западных стран. Сейчас это вызов высокотехнологического управляемого китайского общества. Пока защита Западом своего доминирования сводится к простой схеме – или статус-кво, или хаос, от которого пострадают все. Кризис либерализма, самой либеральной идеи и видимая мутация западной демократии в направлении «либерального тоталитаризма» указывают в этом направлении.
В ближайшее десятилетие эти и ряд других системных факторов (продовольственный, энергетический, климатический кризисы и т.д.) приведут к нарастанию международной нестабильности и конфликтности, особенно на Юге, а в перспективе 5-10 лет – снова в Европе. Веймаризация характерна для самих США, что указывает на еще одно измерение общности Запада. Эти процессы могут проходить по-разному в разных частях исторического Запада. Вне зависимости от того, как и когда завершится специальная военная операция (СВО), уровень военной угрозы – в мире в целом и конкретно для нашей страны – останется крайне высоким. И даже может возрасти из-за эскалации этого или иных неизбежных конфликтов, но также внутреннего состояния общества в странах Запада. Нельзя забывать, что веймаризация – это когда демократия не работает в интересах элит, дает сбой, и тогда элиты ищут выход на путях тоталитарного контроля над населением.
Противостояние сегодня гораздо острее, чем холодная война второй половины XX века. Запад сделал ставку не просто на сдерживание (containment), а на уничтожение Российского государства в нынешнем виде. Война не перерастает в прямую военную конфронтацию только из-за наличия у Российской Федерации мощного ядерного потенциала. Всеобщий кризис нормативно-правовой системы уже распространился на военно-политическую область, что резко усугубляет риски.
Считавшаяся достижением СССР система контроля над вооружениями находится в состоянии демонтажа в результате действий США, стремящихся освободиться от ограничений эпохи американо-советской биполярности. Надо признать, что, если Карибский кризис случился до контроля над вооружениями, сейчас мы вступаем в эпоху после контроля над вооружениями. Если проводить аналогию с Карибским кризисом, то Украинский кризис – это не изолированное, двустороннее геостратегическое явление. Речь идет о комплексном геополитическом событии, сводящим воедино множество факторов и имеющим множественные последствия для Запада, России и всего остального мира. Неизвестно, что будет с режимом нераспространения ядерного оружия, который держался на биполярной конфронтации с ее правилами и в нынешних условиях себя исчерпал, включая свою международную легитимность (на это указывает кризис Обзорного процесса ДНЯО и вступление в силу Договора о запрещении ядерного оружия 2017 г.).
Если суммировать, налицо кризис пятивекового доминирования Запада в глобальной политике, экономике и финансах, а также на уровне ценностей и идей (поскольку речь идёт о доминировании специфической западной цивилизации). Можно говорить, что неформальная глобальная империя США/Запада, включая Бреттон-Вудскую систему, – это последняя империя.
Запад упустил время для критической переоценки ситуации у себя и реформирования социально-экономической политики, в которой тон задавала рейганомика/тэтчеризм. Об этом заявил Глобальный финансовый кризис 2008 года. Кризис на Западе стал глобальным потрясением, как в своё время европейские кризисы привели к двум мировым войнам. Отсюда многие другие тренды.
Деглобализация (авторство термина применительно к современной эпохе принадлежит бывшему премьер-министру Великобритании Гордону Брауну) означает кризис ведомой инвестиционными классами западных стран глобализации, противоречия которой, как и глобализация кануна Первой мировой войны, привели к нынешнему кризису глобального управления. С одной стороны, глобализация привела к подъёму всего остального мира, с другой - вызвала кризис западного общества – с отрывом космополитичных элит от остального населения, резким сокращением занятости, разрушением среднего класса, ростом неравенства, стагнацией потребительского спроса, дисфункцией партийно-политических систем и кризисом их легитимности (послевоенный «общественный договор» предусматривал социально-ориентированную экономику, которую предал неолиберализм на рубеже 70-80-х гг.). Охранительная реакция западных элит на деглобализацию, их стремление во что бы то ни стало сохранить своё доминирование только усугубляют кризис глобального управления.
Деглобализация означает также необходимость базовой самодостаточности государств, особенно из числа ведущих, так как они могут стать объектом односторонних противоправных санкций. Россия на протяжении целого ряда лет была вынуждена двигаться в этом направлении вследствие санкционного давления Запада и потому в большей мере, чем остальные страны, оказалась в этом тренде.
Готовность Запада к ведению фактически тотальной экономической войны, невзирая на последствия для себя, ставит в повестку дня императив способности государств обеспечивать базовую жизнедеятельность, то есть насущные нужды своего населения – в продовольствии, тепле, электроснабжении, горячей и холодной воде. Именно этим преимуществом обладает Россия по отношению к тем же странам ЕС, что напоминает ситуацию Средневековья, когда пространство, ставшее позднее Российской Империей, могло в достатке обеспечить своё население пресной водой и теплом.
Практически повсеместный (в Азии, Африке и Латинской Америке) кризис развития постколониальных стран говорит о создании условий для второй волны деколонизации, на этот раз – освобождении от неоколониальной зависимости, прежде всего посредством восстановления контроля над своими природными и иными ресурсами.
Одним из следствий деглобализации является регионализация глобальной политики – укрепление регионального уровня управления с соответствующими институтами и инструментами, включая поиск региональных решений региональных проблем (например, Астанинский процесс по Сирии, Московский – по Афганистану), что страхует мировое сообщество на время формирования нового миропорядка. Его отличительной чертой будет наличие сильных региональных кластеров. Самоизоляция Запада вполне отвечает этому общему тренду.
Кризис любых иерархических построений в международных отношениях, на смену которым приходят условно мягкие формы межгосударственного сотрудничества, основанные на общности интересов и стремлении их продвигать совместными усилиями. Они открыты и инклюзивны, обладают изменяемой геометрией и огромным потенциалом дальнейшего развития, идут от жизни. Ярким воплощением этого тренда являются ШОС, БРИКС, ЕАЭС. Они противостоят унаследованным из прошлого громоздким, с жесткой союзнической дисциплиной военно-политическим альянсам, создававшимся для ведения войн: в этом состоит главная причина кризиса НАТО, ставшего на путь агрессивного продвижения на Восток в целях искусственного поддержания своего raison d’etre.
Нет оснований полагать, что миру грозит новое однополярное доминирование или двуполярная «директория» – так называемая Большая двойка или Кимерика в составе США и Китая, предложенная, как это ни странно, Г.Киссинджером. Интересы двух стран во многом расходятся и между ними отсутствует доверие, необходимое для создания такой конфигурации. В Пекине справедливо рассудили, что речь идёт о его согласии на роль младшего партнера Америки и ответили четким «нет» на такой неформальный зондаж. Дело еще и в том, что для столь тесного сотрудничества – сверх отношений равноправия и готовности учитывать интересы друг друга – нет никаких объективных оснований. Реакция США не заставила себя ждать: Вашингтон встал на путь сдерживания Китая, а то и его полной изоляции и закрытия (как это было провозглашено администрацией Д.Трампа).
В то же время объективно существует геополитический «треугольник» США–Россия–Китай, в рамках которого могли бы решаться некоторые насущные вопросы глобальной политики, прежде всего вопросы стратегической стабильности в мире.
Закладывается основание для полицентричного миропорядка, который в принципе был предусмотрен привилегированным статусом пяти постоянных членов СБ ООН (принцип их единогласия). Появляются новые центры экономического роста и политического влияния на глобальном и региональном уровнях, что косвенно признаётся созданием в результате Глобального финансового кризиса 2008 года формата саммитов Группы двадцати в составе западной «семерки», стран БРИКС и ведущих региональных держав (на них приходится порядка 85% глобального ВВП). Этот естественный процесс сопровождает упадок/распад глобальной гегемонии Запада, ставшей тормозом мирового развития.
Многополярность носит цивилизационный характер, поскольку новые центры, будь то Китай, Россия, Индия, ЮАР, Турция, Иран и другие, носят отличный от западной цивилизации культурно-цивилизационный характер (что, например, выражается в методах консенсусного функционирования АСЕАН, противостоящих жестким методам – принуждения и контроля – обеспечения западного доминирования). Таким образом, эмансипация мира от западного доминирования сопровождается тем, что важнейшим фактором международных отношений и мирового развития становится реальность культурно-цивилизационного многообразия мира с его ценностными системами и моделями развития, которое подавлялось Западом на протяжении веков методами колониальной экспансии и неоколониализма.
Одновременно можно говорить о кризисе политики сдерживания развития других ведущих государств мира и региональных держав, в том числе военно-политическими методами и посредством санкционного давления в русле пресловутой «ловушки Фукидида». В частности, речь идёт о двойном сдерживании США/Западом – России и Китая – посредством создания Украинского кризиса и проблемы Тайваня.
Применительно к России нынешний цикл ее сдерживания Западом восходит к Первой мировой войне, одним из главных мотивов развязывания которой Германией было предотвратить превращение России в преобладающую экономическую державу Европы (темпы экономического роста в России в канун войны составляли порядка 10% и были сопоставимы с «мирным подъемом» Китая). Это также можно определить как кризис политики «перестраховки» (hedging), имеющей ярко выраженный охранительный характер по отношению к системе западного доминирования.
Объектом политики сдерживания также являются такие страны, как Турция, Пакистан и ряд других. Специфическая форма западной политики сдерживания – контроль (посредством ТНК, несправедливых условий торговли, расчетов в долларах и прочих методов) над природными и иными ресурсами, включая полезные ископаемые, постколониальных стран, для которых они являются важнейшим источником развития.
События последних лет, в том числе проведение СВО на Украине, свидетельствуют о том, что в отсутствие согласия между ведущими глобальными державами, имеющими противостоящие друг другу видения грядущего мира и миропорядка, вновь возросло значение фактора военной силы. Причём не только в поддержку дипломатии и своего внешнеполитического нарратива, но и в порядке обеспечения национальной безопасности и самого выживания государства. СВО на Украине показывает, что к применению силы побуждает отказ выполнять обязательства по подписанным международным соглашениям, таким как Минск-2. То есть нарушается международно-правовой принцип pacta sunt servanda и при подписании соглашений отсутствует то, что принято называть good faith. По сути, приостанавливается функционирование сложившегося в послевоенный период международного правопорядка.
Росту значения фактора силы в международных отношениях способствовало последовательное разрушение США и Западом в целом сложившегося в годы холодной войны контроля над вооружениями и комплекса мер по укреплению доверия в военной области. Так, США вышли из Договоров по ПРО, РСМД и по открытому небу, а страны НАТО похоронили ДОВСЕ, отказавшись ратифицировать соглашение о его адаптации к новой реальности, возникшей после окончания холодной войны, роспуска ОВД и распада СССР, а также начавшегося расширения Альянса в направлении западной границы России.
Силовое противостояние государств приобретает характер гибридной войны, включая «войну через подставных лиц» (by proxy), санкционное давление, кибероперации и информационное противоборство, что ярко заявило о себе в связи с украинским вопросом. Внешне гибридная война служит заменой «большой войны», скажем, в той же Европе, но, как показывают события на Украине, она все равно балансирует на грани прямого вооруженного конфликта между Россией и НАТО с перспективой ядерной эскалации.
Причём даже конфликт между Россией и НАТО в принципе имел бы характер «войны по доверенности», имея в виду то обстоятельство, что война в Европе не затронула бы территорию США, а ТЯО изначально предназначалось для применения именно в Европе в целях избежания ядерной войны между США и СССР/Россией – третьей мировой. То есть европейские союзники США выступили бы в роли современной Украины даже при участии американских экспедиционных сил и обеспечении американцами Альянсу стратегической глубины.
Очевиден рост значения национальных государств как ключевых международных акторов. Это наглядно проявилось в ходе мер по борьбе с пандемией коронавируса в 2020–2021 гг. Возрастает значение природных ресурсов, которые не только исчерпаемы, но и служат главным источником развития постколониальных государств. Очевидно, что время дешевых ресурсов прошло. Это в том числе нравственно, поскольку уровень их потребления западными странами грозит планетарной катастрофой и попросту недостижим для остальных 8 млрд человек, проживающих в незападных странах.
Нет сомнений в том, что готовность Запада к произвольному (в обход СБ ООН) применению военной силы, будь то в Афганистане, Ираке, Ливии или Сирии, снижает стимулы для выполнения государствами своих обязательств по режимам нераспространения ОМУ. Причина все та же – подрыв Западом послевоенного международного правопорядка, основанного на общих для всех государств принципах и нормах, будь то одностороннее реагирование, включая интервенции, в том числе «гуманитарные», освобождение от договорно закреплённых ограничений эпохи биполярности или претензия на монополию на некий «порядок, основанный на правилах», которые нигде не прописаны, но призваны подменить универсальные послевоенные, закреплённые в соответствующих коллективно принятых международных инструментах.
Кризис либерализма и самой либеральной идеи, прежде всего в самих западных странах, включая США. Натиск западных элит на традиционные консервативные ценности, включая семейные и элементарный здравый смысл, сопровождаемый зажимом свободы слова и инакомыслия под предлогом политкорректности, ведёт к тому, что трудно назвать иначе, чем либеральным тоталитаризмом. Именно свойственное либерализму агрессивное унификаторство в своё время породило фашизм и нацизм. На кризис либерализма указывает и стремление западных элит навязать его всему остальному миру в рамках своего рода ультралиберальной Мировой революции, в том числе как средство уломать сторонников традиционных ценностей в своих странах, показать им безальтернативность такого будущего.
Вновь становится актуальной тема биополитики, то есть отношения элит к населению как биомассе. Ее законченным проявлением в западной цивилизации стал нацизм. Сейчас возрождаются мальтузианство и евгеника, на которые накладываются однополые браки и трансгендерство, при этом излишним оказалось не только население стран третьего мира, но и самих западных стран. На этом фоне не может не настораживать рост влияния, в том числе как ведущего генератора прибыли, «Большого фармацевтического бизнеса» (Big Pharma), особенно американского, использующего здоровье человека как ресурс экономического роста, но в то же время участвующего в разработке биологического оружия.
На первый план практически для всех государств, включая западные, выходят вопросы идентичности, истории и веры. Это реакция на противоречивые следствия глобализации и разрушение того, что ещё осталось от традиционного общества, разрушавшегося со времён Французской и последующих европейских революций, а в России – Революции 1917 года. Наиболее далеко этот процесс зашёл в Америке с ее «культурной революцией», «культурой отмены», «критической расовой теорией» и прочими продуктами либеральных элит. Поэтому логично, что эта тема заявляет о себе и в международных отношениях, в том числе как диверсия против государств-конкурентов.
Кризис глобального валютно-финансового порядка (Бреттон-Вудской системы) заметно обострился вследствие санкционного давления на Россию в связи с СВО на Украине. В итоге подрывается ее универсальность, а значит, и легитимность. В практическую плоскость переходит вопрос о выходе из неё на путях клиринга и бартера, а также растущего использования национальных валют в международных расчетах. Открывается перспектива сжатия сферы применения доллара и евро до валютных зон с освобождением пространства для других валют, подкреплённых соответствующими ресурсами и финансовыми инструментами.
Сжимается пространство для дипломатии в отношениях Запада с Россией и Китаем, которые им сдерживаются. Параллельно оно расширяется там, где открывается простор для исторического творчества, то есть за пределами Евро-Атлантики, включая Евразию, где на основе ШОС может сложиться система инклюзивной, неделимой безопасности и сотрудничества, оказавшаяся недостижимой в Европе. Но и там рано или поздно дипломатия вступит в свои права. Видимо, не раньше, чем исчерпает себя противостояние двух теорий классической геополитики, представленных идеями Хартленда и Римленда. Первый представлен расширяющейся ШОС, второй – дугой сдерживания с юга и моря (offshore balancing) от Атлантики до Тихого океана с воссозданием военных союзов с опорой на пресловутую Англосферу.
Продолжение следует…
