Перейти к основному содержанию

Александр Яковенко: Геополитический перелом и Россия. О чём говорит новая внешнеполитическая концепция. Часть 5

дружба народов
© Naassom Azevedo, unsplash.com

V. Региональные приоритеты: поворот к мировому большинству

Условия проведения российской внешней политики коренным образом изменились. Анализ причин противоречий, приведших к противоборству России и Запада, а также стратегий сторон, свидетельствует о том, что долгосрочной целью внешней политики РФ уже не может быть встраивание в систему международных отношений, де-факто созданную коллективным Западом, в которой он по-прежнему имеет по инерции ведущие позиции, несмотря на его объективно сокращающийся вес. Эта система и вся западная мифология в целом, а не только организации, в которых Запад доминирует, – источник его влияния. Целью политики РФ может быть формирование вместе с другими заинтересованными сторонами новой модели миропорядка, в которой не будет гегемонов, а будет своего рода коллективное лидерство, нечто межцивилизационное, основанное на системе ООН и универсальных международных инструментах, принятых в период до «однополярного момента». Движение к реализации этой цели требует максимального использования ресурсов внешней политики России и снижения источников ее уязвимостей в условиях радикализации враждебной политики Запада, а также демифологизации его мнимых преимуществ как «поставщика» международных благ.

Разворачивается сражение за будущее России, Европы, Запада и всего мира, за выживание России как суверенного государства, наконец начавшего осознавать себя таковым, своеобычной цивилизацией, как формы и метода существования народа России, гарантии его права на историческое творчество. Страна уходит от западной, евроатлантической цивилизации в ее современном виде и после 300-летнего «хождения по мукам» возвращается к себе, оставив позади полезный, но горький опыт участия во внутриевропейских/внутризападных раскладах с необходимостью выбирать между собственным существованием и потерей своей цивилизационной идентичности, которую, несмотря ни на что, удалось сохранить. Это можно назвать исторической Россией, оказавшейся вновь, как это было при Александре Невском или в Смутное время, лицом к лицу с историческим Западом.

Теоретически в будущем можно ожидать относительной нормализации отношений с Западом, для начала экономической – в случае прихода к власти более национально ориентированных элит и признания ими национальных интересов России. Приходящие к власти неизбежно более авторитарные режимы могут нести и дополнительные опасности. Но и при позитивной динамике отношений никакого возврата в относительно предсказуемое прошлое не произойдет. Почти неизбежна фашизация части западных стран, поддержка нацистского режима на Украине – первая ласточка: не справляющиеся элиты обращаются к ультранационализму и маргинальным слоям, зажиму свободы слова и инакомыслия.

Конфликт с Западом ввиду проводимой им «ползучей» эскалации своей вовлеченности на Украине уже имеет все признаки «балансирования на грани войны». Очищенный от конъюнктурной мифологии позднего советского периода опыт Советского Союза, когда при Н.Хрущеве проводилась политика, сформулированная как «Особый способ осуществления внешней политики путем угрозы войной империалистам», а это были Берлинский, Тайваньский и Карибский кризисы, стратегия «спиной к спине» с Китаем, доказал свою эффективность. Эта линия не осуществлялась на пустом месте, а была подкреплена экономическим и технологическим прорывом, равно как и нашей ведущей ролью в осуществлении процесса деколонизации. Эти уроки востребованы и в нынешней ситуации.

За прошедшие два десятилетия России удалось консолидироваться внутренне, укрепить свой государственный суверенитет, воссоздать экономическую и особенно военную основу для проведения самостоятельной внешней политики. На постсоветском пространстве – особенно после 2020 года – удалось укрепить союзнические отношения с Белоруссией. Сохраняется и развивается, несмотря на неблагоприятные условия и внешнее противодействие, Евразийский экономический союз (ЕАЭС), а также ОДКБ, еще раз доказавшая в Казахстане свою полезность. Но обострение кризисных явлений в мире все явственнее угрожает внутренней стабильности ряда ключевых соседних государств.

Удалось сохранить и нарастить нашу внешнеполитическую самостоятельность и позицию государства-гаранта демократизации международных отношений, их освобождения от давления гегемонизма, в направлении многополярности и множественности ценностных систем, культур и моделей развития. Она вызывает всеобщее доверие, ей верят и на Западе – отсюда такая непримиримая позиция по отношению к Москве.

Достижение российской внешней политики последних десятилетий – последовательное развитие отношений с Китаем, которые официально характеризуются как «больше, чем союзнические», «не имеющие границ» и которые в то же время не ограничивают свободу маневра двух держав. Важным результатом российско-китайского взаимодействия стало начало формирования и расширения «Большой Евразии» – пространства геополитической стабильности и сотрудничества в центре континента, внутри которого преодолевается державное соперничество. Прочные партнерские отношения с Китаем – существенный ресурс глобальной политики России.

России также удается укрепить ослабевшее в 1990-е годы стратегическое партнерство с Индией, которое, однако, по-прежнему основывается на сравнительно узкой экономической базе. Расширение основы российско-индийских отношений и содействие смягчению китайско-индийских противоречий становятся стратегически важными задачами внешней политики России.

Вернувшись в 2010-х годах на Ближний Восток после 20-летнего перерыва, российская внешняя политика сумела занять подлинно стратегические позиции в регионе, причем не на основе диктата, а элементарной востребованности к региональной политике – как сводящего и посредника. Установлены рабочие отношения с ведущими региональными игроками – Турцией, Ираном, Саудовской Аравией, Египтом, ОАЭ, а также с Израилем. Прекрасное знание и понимание сложного региона, четкое и честное формулирование российских интересов на каждом из страновых направлений, прагматизм и гибкость в сочетании с эффективным применением военной силы (Сирия) способствовали тому, что Ближний Восток стал, вероятно, одним из наиболее успешных региональных направлений современной внешней политики России, и здесь доверие к России, как нигде, огромно. Заметно активизировалась российская политика в отношении стран Юго-Восточной Азии.

Неудача сближения с Западом стала для нас ценным, хотя и очень дорогим уроком. Усвоив его, Россия может выстраивать свою политику уже не как придаток Запада, а как самостоятельное государство-цивилизация, свободно взаимодействующее со странами Мирового большинства в формировании нового миропорядка, отвечающего мировому запросу. Не только интересам, но и самому мироощущению России соответствует порядок, свободный от гегемонии одной страны, группы стран или какой-либо одной цивилизации. Задел для проведения такой политики у России имеется.

С конца 2010-х годов активизировалась политика России в отношении стран Африки южнее Сахары. Оживились связи со странами Латинской Америки – не только с Кубой, Никарагуа и Венесуэлой, но и с крупными государствами – Аргентиной, Бразилией, Мексикой.

На уровне глобальных международных институтов позиции России оказались под давлением, что объясняется тем, что большинство этих институтов находится под влиянием западных государств. Если в Совете Безопасности ООН Россия располагает правом вето и часто действует совместно с Китаем, то в Генеральной Ассамблее ООН антироссийские резолюции до сих пор получают поддержку большинства международного сообщества. Правда, это большинство уже не присоединяется к антироссийской политике в экономической сфере, да и на уровне двусторонних отношений. Это – крупное изменение по сравнению с прошлой холодной войной. Запад ощутимо ослаблен. В специализированных органах ООН – Всемирной торговой организации (ВТО), Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), Всемирном банке (ВБ) и Международном валютном фонде (МВФ) – влияние России минимальное. Правда, и влияние этих организаций слабеет, что является результатом кризиса всей западной системы международных координат. Американцы сами парализовали функционирование механизмов ВТО по разрешению споров. Создается впечатление, что сам факт принятия в ВТО Китая и России стал смертным приговором для этой организации. К такой инклюзивности Вашингтон вовсе не был готов, в том числе психологически. Утратило актуальность сотрудничество России с Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), и естественно, МВФ/ВБ. Можно предположить, что чем больше контролируемых Западом институтов будет разрушено, нейтрализовано и парализовано, тем лучше. Пекин параллельно выстраивает альтернативную архитектуру, будь то АБИИ, ВРЭП или инициатива «Один пояс, один путь», которую, если мыслить категориями классической геополитики, можно квалифицировать как анти-Римленд.

Сильными сторонами российской внешней политики в нынешних условиях являются высокий уровень политической сплоченности общества; высокая степень обеспеченности природными ресурсами для промышленного и сельскохозяйственного производства; мощный интеллектуальный потенциал; сильная государственническая традиция; богатый опыт участия в мировой политике, в том числе опыт как сотрудничества, так и борьбы с ведущими государствами (Китай только его набирается); современные вооруженные силы, обладающие в том числе ракетно-ядерными средствами, пока дающими преимущество в стратегической сфере; высококлассный внешнеполитический и дипломатический аппарат; способность политической системы к принятию быстрых решений (в этом наше общее с Китаем преимущество перед Западом); географическое положение, обеспечивающее непосредственный физический контакт со странами Азии, Ближнего Востока и Европы, а также выход к трем океанам – Тихому, Северному Ледовитому и Атлантическому.

Однако кардинально изменившиеся условия требуют проведения существенно обновленного внешнеполитического курса. Он должен быть жестко синхронизирован с внутренней политикой, прежде всего экономической. При сохранении основных принципов внешней политики России, таких как приверженность суверенитету и самостоятельности страны и многовекторность, этот курс не может не отличаться, причем существенным образом, от внешней политики последних десятилетий. Ситуация не оставляет пространства для прошлой недосказанности и неопределенности в отношении США и НАТО, провозгласивших курс на вражду и на жесткое сдерживание и даже «отбрасывание» и разрушение России при очевидной нереалистичности таких целей.

Очевидно, что Запад более не является и не будет являться в обозримой перспективе потенциальным внешним ресурсом нашего развития и, напротив, будет пытаться всячески его сдержать, в то время как Мировое большинство (МБ), преследуя, безусловно, собственные интересы, заинтересовано во взаимовыгодном экономическом и ином сотрудничестве с Россией. Как никогда прежде будет востребован трезвый, через призму рисков и возможностей, анализ перспективных трендов мирового развития и текущих событий. А также наших возможностей в их динамике.

Роль классической многосторонней дипломатии в рамках старой рушащейся системы будет сокращаться. На первый план выходит двусторонняя и региональная дипломатия с упором на ключевые страны и организации Мирового большинства с превращением России в одну из его несущих конструкций. Потребуется преодоление идейной и на уровне практической политики инерции позднего советского и раннего российского периодов, включая опыт разрядки и Хельсинкского процесса, которые осуществлялись отнюдь не на равноправной основе и стали одной из причин краха СССР.

Наш выход из западной системы лишает ее универсальности и подрывает ее легитимность. Альтернативой опоре на существующую систему должно стать всемерное развитие сотрудничества на двухсторонней основе и в рамках форумов с нашим участием с условно 20 ведущими незападными глобальными и региональными державами, девять из которых входят в «двадцатку».

Процессы в регионах глобального Юга будут определять уже в среднесрочной перспективе основные тренды развития человечества. Вопрос в том, смогут ли эти страны эмансипироваться в достаточной мере, чтобы создать альтернативные западным институты, площадки и форматы общения, которые отвечали бы целям их национального развития. Именно на этот вопрос должна им помочь ответить Россия, которая может стать одним из лидеров Большинства. Это Мировое большинство выходит из неоколониальной зависимости, что проявилось, в частности, в отказе следовать экономическим санкциям Запада – при сохраняющейся внешней политической поддержке линии Запада в ООН. Но это большинство неоднородно, оно только оформляется.

Миролюбиво настроенные по отношению к нам государства, за редкими исключениями, – не союзники России. Но и традиционные союзнические отношения выходят из моды, другое дело – единомышленники и партнеры. Жесткого раскола мира на два лагеря в результате конфликта на Украине пока не произошло. Образовалась геополитическая «серая зона». Экономическая система современного мира в основном управляется глобалистскими силами Запада. В мировой информационной среде Запад также пока доминирует. Многие из стран, отказавшихся присоединиться к санкциям, вынуждены на практике учитывать санкционные ограничения, наложенные США и их союзниками, чтобы избежать вторичных санкций уже против своих стран. Тем не менее появление большой группы новых нейтральных государств (исторические европейские нейтралы в ходе конфликта на Украине тут же отказались от своего нейтралитета и примкнули к США) – важный фактор мирового развития, свидетельствующий о сужении сферы влияния коллективного Запада. СВО только усилила тенденции, которые уже некоторое время развивались в недрах международных отношений. Она стала поворотной точкой и катализатором этих тенденций, фактически привела к появлению феномена Мирового большинства, стремящегося к достижению политической самостоятельности или, по крайней мере, к военно-политической автономии по отношению к США и их союзникам. А главное, в своей большей части – к решению проблем собственного развития на основе преодоления неоколониальной зависимости от бывших метрополий.

Мировое большинство становится важнейшим ресурсом российской внешней политики. Существование неподконтрольного или не полностью подконтрольного Большинства делает невозможным изоляцию России в мире, существенно ограничивает действенность антироссийских санкций. Сама Россия – активный член этого большинства, его важнейший геополитический и военный ресурс. Она в наиболее яркой и открытой форме демонстрирует приверженность суверенитету, экономической самодостаточности, интеллектуальной независимости, духовно-культурной самобытности, а также способность постоять за себя и оказать помощь другим.

В плане культурно-цивилизационной совместимости, вытекающей из самой природы и пути своего исторического развития, российской идентичности Российское государство прямо противостоит западному мироощущению и политической культуре западных элит, привыкших действовать методами принуждения и насилия, диктата и контроля.

Концепция Мирового большинства – это не антизападная, по сути, идея, а идея освобождения всего мира, включая страны Европы, Японию и другие, от гегемонии Соединенных Штатов Америки, которая преследует цель унификации всего человечества на основе одной глобалистской модели и которая в наибольшей мере существует за счет ренты, обеспечиваемой ее глобальным доминированием (союзники, как показывают последние события, страдают от непредсказуемости американской политики не меньше, а то и больше. Вашингтон «заказывает музыку», а платить приходится им). Это – антиутопия, но стремление ее реализовать на практике – вот источник военной угрозы в мире и его дестабилизации.

Новый миропорядок – не очередное издание «концерта держав», а полицентричная модель, в которой конструктивное взаимодействие суверенных государств и цивилизационных платформ исключает гегемонию одного государства или группы государств.

Основными функциональными направлениями российской стратегии в отношении Мирового большинства являются: ускоренное развитие восточных регионов самой России – Сибири и Дальнего Востока, непосредственно соприкасающихся со странами Азии; развитие торгово-экономических связей с традиционными и новыми партнерами; реализация совместных технологических проектов; развитие новых логистических коридоров для выхода на мировой рынок (дабы компенсировать блокировку логистики на западном направлении путем развития связей в меридиональном направлении, таких как коридор Север-Юг, связывающий Россию с Ираном, Индией, Пакистаном, странами Ближнего и Среднего Востока, а также морских путей вокруг Евразийского континента, включая Северный морской путь); формулирование российского видения реформы ООН, которое предусматривало бы, в частности, включение в состав Совета Безопасности в качестве постоянных членов Индии, Бразилии, представителей арабо-исламского мира и Африки, а также введение ротируемого полупостоянного членства для 12 региональных держав (что отражало бы цивилизационное строение мира) с общим числом членов СБ в пределах 23 (для сохранения компактности Совета решения требует проблема перепредставленности западной цивилизации, ее англосаксонского сегмента и Европы ЕС).

Речь также может идти о помощи странам-партнерам в укреплении национальной безопасности; формулировании и продвижении российских и совместных со странами-единомышленниками мировых повесток в таких областях, как содействие развивающимся государствам, цели устойчивого развития, глобальная продовольственная безопасность и многие другие; продвижении принципа демократизации информации (координация позиций стран Мирового большинства по регулированию Интернета и социальных сетей, борьба с цензурой крупнейших технологических компаний Запада, ликвидация цифрового неравенства); содействии укреплению региональной безопасности.

Активный выход на рынки образования стран Азии, Африки и Латинской Америки: увеличение числа зарубежных филиалов ведущих российских университетов; расширение подготовки в российских вузах специалистов для стран Мирового большинства; создание сетевых университетов.

Формирование и распространение мировой информационной повестки, разработка смыслов и нарративов для всемирной аудитории, отстаивающих ценности и интересы России и стран Большинства.

Главным региональным приоритетом внешней политики становится ударное наращивание связей с незападным миром на двусторонней основе, а также в формате региональных и субрегиональных кластеров. Понятен особый упор на укрепление полусоюзнических отношений с Китаем, глубокого стратегического партнерства с Индией. Расширить сферу заинтересованности наших незападных партнеров можно было бы за счет инициатив по их самоорганизации в совершенно прикладных сферах развития. Действуя таким образом, мы сохраняли бы гибкость, которую предполагает незавязанность на формальные структуры, что служило бы желанной альтернативой для всех, кто устал от жесткой дисциплины западных институтов с их присмотром и вмешательством во внутренние дела.

В любом случае в интересах России максимально диверсифицировать связи с другими странами Азии, включая страны АСЕАН. Китайское присутствие в Арктике не вызов, а в обозримой перспективе больше возможность, особенно если вовлекать туда другие заинтересованные незападные страны. Серьезные перспективы также могут сложиться при правильном позиционировании наших отношений с Турцией. То же уже происходит у нас с Ираном.

Ближний Восток должен, естественно, оставаться одним из приоритетов российской политики в незападном мире, и его место в системе внешнеполитических приоритетов должно в ближайшие годы повышаться. Регион является воплощением формирующейся полицентричной системы – с отсутствием одного гегемона и резко возросшей самостоятельностью ведущих региональных игроков.

В институциональном отношении приоритетом для России являются собственные организации стран Мирового большинства, в которых страны Запада не представлены. Прежде всего это развитие БРИКС по принципу открытой архитектуры как института мирового уровня для формулирования общемировой политической и экономической повестки дня и координации усилий ведущих стран Большинства по важнейшим вопросам, фактически создание прообраза и «обкатка» универсальной организации нового типа. Расширение и повышение эффективности Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). На саммите ШОС в Самарканде внятно заявила о себе очередь на его расширение – в организацию вступил Иран, а Египет и Катар получили статус партнера по диалогу. Все это – за счет государств, уставших от силового давления Запада. Такая динамика заявляет о растущей многовекторности в политике незападных стран, говорит об их стремлении как минимум не складывать все яйца в одну корзину, что уже немало и что обязывает нас к наращиванию усилий на этой площадке. В экономике важнейшая задача ШОС – развитие внутренней связанности Большой Евразии, которая во многом остается пока слишком зависимой от морских путей сообщения. Наконец, появляется задача огромной важности – развитие культурных, научно-технических, гуманитарных обменов между народами континента, которые зачастую больше общаются с дальними партнерами, чем с непосредственными соседями.

Пришло время резко активизировать работу со всеми региональными организациями и объединениями, включая АТЭС, Африканский союз, региональные банки развития и др. Именно эти страны и организации могут стать ядром торговой и финансово-экономической архитектуры, альтернативной западной. Востребовано взаимодействие в рамках ОПЕК+ и со странами-экспортерами газа в интересах стран-экспортеров и других стран МБ и обеспечения на этой основе стабильности на энергетических рынках, как, впрочем, и повышение роли России в Организации исламского сотрудничества – крупнейшем форуме мусульманских государств. Не теряет своего значения более активное взаимодействие со странами Большинства в рамках универсальных форумов: Совета Безопасности ООН (прежде всего с Китаем – постоянным членом Совета) и Группы двадцати, половина членов которой представляет Мировое большинство.

В ценностном плане российская политика в отношении стран Мирового большинства ориентируется на содействие освобождению стран от неоколониальной зависимости (у России здесь есть уникальное преимущество как у державы, вообще не имевшей колоний); уважение социокультурной самобытности всех стран и народов (сама Россия – пример мирного сожительства и сотрудничества многих этносов, культур и религий в рамках уникальной цивилизации), уважение суверенитета государств и их национальных интересов (Россия – всемирный поборник суверенитета и отстаивания национальных интересов; задача ее внешней политики – это поиск баланса интересов сторон), равенство государств, справедливость, солидарность и взаимопомощь, уважение традиций народов как базы внутреннего развития государств, взаимная выгода и открытость.

Российская политика отвергает любую идеологическую конфронтацию, в том числе искусственно педалируемую Западом по линии «демократия-авторитаризм», которую США и их союзники используют как инструмент доминирования, ценностного и идейного разоружения остальных государств. Равным образом Россия отвергает и концепцию порядка, основанного на установленных Западом «правилах», при помощи которых американцы и европейцы, покушающиеся на интересы других стран, пытаются подменить универсальные нормы международного права. Вместо этого Россия твердо привержена принципам суверенитета государств и миропорядка на основе универсальных норм и инструментов международного права, Вестфальских принципов межгосударственных отношений. Тот факт, что этого же подхода придерживаются и страны Мирового большинства, создает прочную платформу для совместных действий в пользу справедливого мироустройства, мирного сосуществования всех культур и цивилизаций. Пример последнего дает Восточная Азия, которая неслучайно является объектом дестабилизации со стороны США, пытающихся «растащить» АСЕАН в рамках усилий по подключению стран региона к политике сдерживания Китая. Европа являет собой прямо противоположный полюс мировой политики, что побуждает вспомнить вмешательство Запада в дела стран Восточной Азии в XIX в. (эта аналогия заставляет вспомнить и об англо-японском соглашении 1902 г., которое фактически стало элементом подготовки Русско-японской войны).

Поскольку возвращается мир великих цивилизаций, запущен процесс осознания нами себя как государства-цивилизации, требуются усилия по части концептуальных, да и практических основ внешней политики, разработки не только страновых стратегий, но и стратегий взаимодействия с формирующимися цивилизационными центрами – восточноазиатским, индийским, исламо-арабским, латиноамериканским и другими в той мере, в какой они будут формироваться. Как и почти всегда в истории человечества, духовные ценности будут значить не меньше, чем экономическая или военная сила.

В нынешних кризисных, де-факто военных условиях, когда на кону наше выживание, необходима строгая иерархия наших внешнеполитических интересов с соответствующей дисциплиной ее соблюдения. Нашими партнерами должны быть, прежде всего, национальные государства и среди них приоритет должен отдаваться дружественным. Такой подход противостоял бы любым наднациональным структурам, например, Еврокомиссии, ВТО и др. Безусловный приоритет должен отдаваться Большой Евразии, включая постсоветское пространство, Арктику, Восточную и Южную Азию, затем следуют Ближний Восток, Африка и ЛАКБ, за ними – международное сотрудничество по противодействию глобальным вызовам и угрозам и, наконец, Запад с преимуществом для тех столиц, которые готовы к поддержанию с нами контактов и сотрудничества.

Вся наша внешнеэкономическая деятельность, включая торговлю, инвестиции и сотрудничество с дружественными государствами, должна быть ориентирована на последовательную интернационализацию рубля. При этом важно задействовать все свои ресурсы, а также мобилизовывать двухстороннее и многостороннее сотрудничество. Именно отсутствие сильного рубля было одним из источников слабости и политико-психологической ущербности Советского Союза. Без валютной самодостаточности Россия никогда не будет обладать полноценным суверенитетом. Ориентиром должна стать маргинализация доллара и евро до валютных зон с освобождением ими пространства для рубля и других перспективных национальных валют. Здесь все варианты должны быть задействованы, включая бартер и клиринг. Именно это поле становится главным и определяющим в нынешней геополитической революции.

Необходимо качественно более активное содействие культурным связям с незападными странами и особенно азиатским миром, обладающим зачастую первоклассной литературой, кинематографом, привлекательной и не противоречащей нашим базовым ценностям продукцией массовой культуры.

Возможности на западном направлении у России в обозримом будущем будут жестко ограниченными, но они сохраняются. В частности, ресурсный потенциал России – энергетика, зерно, минеральные удобрения, металлы и другие товары – дает возможность для принятия чувствительных ответных, а возможно, и инициативных мер против действий Запада в случае дальнейшей эскалации с его стороны, а также для поощрения прагматичной политики со стороны отдельных государств.

Несмотря на обрыв контактов с правительствами недружественных государств (за исключением части каналов экстренной связи для предотвращения вооруженных столкновений или купирования эскалации ядерных инцидентов), у России сохраняется ограниченная возможность взаимодействия с различными политическими и общественными силами, деловыми и научными кругами этих стран – особенно теми, кто мыслит альтернативно господствующему пока либерально-глобалистскому мейнстриму. При весьма вероятном изменении политической конъюнктуры в тех или иных государствах значение таких связей может повыситься.

Наступившая эпоха международных отношений – эпоха серьёзнейших и опаснейших рисков. Борьба с Западом, которую ведет Россия, имеет для Запада стратегический, а для нашей страны экзистенциальный характер. Эти риски серьезны и обязательно должны приниматься во внимание, но у России при преодолении прошлой частичной нерешительности, готовности играть по созданным другими правилам и следовать привнесенным извне теориям есть достаточно ресурсов и возможностей для того, чтобы добиться поставленных целей. Так уже было и в 1930-е гг., и в два послевоенных десятилетия.

Естественно, где возможно, нужно вести диалоги с потенциальными партнерами в западных странах. Процесс нормализации начнется с постепенного восстановления двусторонних контактов с отдельными западными и восточноевропейскими странами, причем исключительно на транзакционной основе. Запад склеен исторически из нескольких компонентов, и эти составные части коллективного Запада вполне могут «вернуться» в свои регионы, когда того потребуют национальные интересы и когда износится объединяющее их геополитическое начало. Это вполне могло бы быть одним из ориентиров нашей политики на западном направлении.

Со временем будет возможна двусторонняя нормализация с США на основе признания равенства «сильных суверенных государств» (В.В.Путин на ПМЭФ 2022 года) – формула, совпадающая с видением мира в Стратегии национальной безопасности Трампа (декабрь 2017 года).

В военно-политических отношениях с США и Западом в целом придется исходить из длительного периода высокой военной опасности. В первую очередь, исходя из внутренней динамики развития западных обществ и элит – они все больше заходят в тупик. Его пытались прикрыть ковидом, теперь взрывом русофобии. Но проблемы остаются и даже стремительно обостряются.

Украинский кризис уже не внешнеполитический вопрос в чистом виде, но ключевая проблема стратегии национального выживания, раз нам брошен вызов не только на уровне безопасности, но и идентичности и истории. Это вопрос отложенной во времени гражданской войны, который требует решительного и необратимого исхода нашей СВО. Нужны будут эффективные материальные гарантии выполнения возможных двусторонних и многосторонних обязательств в связи с будущим статусом Украины, ее военно-политической нейтрализацией, демилитаризацией и денацификацией в новых международно-признанных границах. Это – комплексный кризис, и он требует комплексного и внятного решения, а не замораживания.

Украина - это лишь часть нашей проблемы с Западом, не в ней дело, а в том, что киевский режим вызвался стать орудием антироссийской политики Запада и сделать способом существования страны ее «прифронтовой» статус, то есть снимать геополитическую ренту с перманентной напряженности между Западом и Россией. В принципе эту роль объективно и при поощрении Лондона, Парижа и Вашингтона играла нацистская Германия, у которой, правда, были свои планы в отношении остальной Европы. Но суть от этого не менялась - иначе не было бы никакой политики умиротворения, включая Мюнхенский сговор, и Странной войны. Кроме того, Киев вписывается в более широкий фронт, выстраиваемый на нашей западной границе: Варшава заявляет о нанесении поражения России, причем «на поле боя», как смысле своего национального существования, который должен разделить весь Евросоюз, где этого не отрицают. Соответственно, все должно кончиться там, где начиналось, а именно на вопросе об обеспечении безопасности России на западном направлении в контексте расширения НАТО и движения военной инфраструктуры альянса в направлении России, в то время как Россия не осуществляла никакого стратегического движения в сторону западного блока (немаловажный аспект ситуации состоит в том, что в контексте стратегических взаимоотношений между Россией и США европейские члены НАТО являются стратегическим плацдармом Вашингтона в непосредственной близости у наших границ, да еще в условиях разрушения американской стороной всей архитектуры контроля над вооружениями, включая ДРСМД, ДОВСЕ и Договор по открытому небу). Об этом шла речь в проектах документов, представленных Вашингтону и НАТО 15 декабря 2021 года. Их базовые положения были сходу отвергнуты Западом, и только после этого Россия начала СВО, будучи вынуждена решать проблему угрозы своей безопасности в одностороннем порядке. К сожалению, не сработал и механизм ООН, заточенный на принуждение постоянных членов Совета Безопасности договариваться между собой: США уже давно вывели проблематику своих стратегических интересов за рамки ООН. На Западе заявляют, что России с ее ядерным потенциалом сдерживания нечего беспокоиться за свою безопасность: не равнозначно ли это призыву применять ядерное оружие, если сдерживание не срабатывает, как это имеет место сейчас?

В этой связи Россию не могут устроить продвигаемые в американском экспертном сообществе идеи навязывания Москве переговорного урегулирования на своих условиях: прекращение огня по корейскому варианту с непризнанием новых границ России и, соответственно, дискриминацией российских граждан, проживающих в новых регионах страны; Украина остаётся вне НАТО, но сохраняется нынешний режим и безопасность обеспечивается на основе все той же милитаризации с непосредственным участием западного альянса; санкционный режим сохраняется с некоторыми послаблениями, отвечающими интересам Запада. То есть проблема нашей безопасности сохраняется практически в неизменном формате с простой констатацией того факта, что западный блицкриг провалился. Значит, до следующего раза? И ничего о радикальной реформе порочной в своей натоцентричности европейской архитектуры безопасности. Поскольку Киев не отказывается от территориального реванша, Киссинджер считает, что лучше принять Украину в НАТО – тогда она не сможет-де самостоятельно принимать решение о способах восстановления своей территориальной целостности. Что звучит как издевательство, если учесть, что все свои решения Киев и так принимал и принимает при непосредственном участии западных столиц, а без западной политики сдерживания России не произошло бы и переформатирование Украины в анти-Россию. Если брать аналогии из истории, то западные условия урегулирования означали бы, например, мир с нацистской Германией после провала ее блицкрига летом-осенью 1941 года, чтобы она могла получше подготовиться к войне с СССР. Или мир с Наполеоном, пусть даже без формального договора, после его изгнания из России: угроза всей Европе, включая Англию (тогда в Лондоне это хорошо понимали!), тогда бы сохранялась, и только по настоянию Санкт-Петербурга при поддержке Лондона была создана новая антинаполеоновская коалиция, которая нанесла поражение Франции, отказавшейся, по выражению Талейрана, от «личных завоеваний» императора всех французов.

В западных столицах должны будут понять, какой абсурд они предлагают. Если они не готовы к прямому конфликту с Россией, то и нечего было затевать всю эту авантюру с Украинским кризисом. И если Россию призывают признать за свое «поражение Советского Союза в холодной войне», которую Россия не вела, и (в отсутствие каких бы то ни было мирных конференций и мирных договоров по ее итогам) смириться со статусом побеждённой державы, как это продолжает делать оккупированная Германия, то, наверное, было бы логичным Западу признать за свое грядущее поражение Украины (ведь делались же верно отражавшие реальность заявления о том, что если Киев потерпит поражение, то это будет «поражение от имени НАТО»!) и сделать соответствующие выводы для своих отношений с Россией.

В Москве только не возражали бы против проведения европейской мирной конференции, которая так и не состоялась после 1989 года. Будь она проведена в своё время, не было бы никакого Украинского кризиса и связанных с ним жертв и разрушений, а также экономических тягот западных стран и их политическаой дестабилизации, вызванной санкционным бумерангом. История доказывает, что прочный мир в Европе может быть обеспечен только на основе полноценного, с участием всех игроков и справедливого урегулирования. Этого не было ни после Первой мировой войны, ни после Второй (до сих пор нет мирного договора с Германией, что вряд ли отвечает интересам немцев, и Германский вопрос сохраняется в европейской повестке дня), что привело к холодной войне и нынешней ситуации. В отсутствие такого урегулирования Москве придется продолжать решать проблему своей безопасности в одностороннем порядке. Минимальные требования с российской стороны означали бы окончательное урегулирование (а не прекращение огня или перемирие), включая военно-политическую нейтрализацию Украины, ее полную демилитаризацию и федерализацию, смену нацистского режима (ведь Зеленский, как и Гитлер, на выборах обещал мир в Донбассе), признание новых границ, и наконец, кто-то должен отвечать перед своим народом и Европой за все совершенные этим режимом преступления, включая преступные методы ее ведения и вынашивавшиеся планы агрессии против России.

России также должна быть предоставлена – возможно, в мягком варианте Ништадтского договора 1721 года со Швецией – роль в поддержании на Украине надлежащего конституционного порядка как составляющего важнейшую гарантию нашей безопасности. Тем более, что доверие между Россией и Западом находится на нуле после семилетнего опыта Минских соглашений, одобренных СБ ООН, и нынешней косвенной агрессии против России. На его восстановление уйдут годы и смена поколений западных элит, «сжегших все мосты» в дипломатическом диалоге с Москвой. Побуждать к односторонним гарантиям будет и то обстоятельство, что, по свидетельству С.Хёрша, антироссийская политика администрации Байдена педалируется «личной ненавистью к Кремлю» таких деятелей, как советник президента по национальной безопасности Дж.Салливан и зам.Госсекретаря В.Нуланд. О каких гарантиях можно говорить, если внешняя политика сверхдержавы становится полем личной дипломатии и продвижения личных амбиций? Что до российской стороны, то растущее число западных политологов, в том числе американских, пытаются довести до сознания западных элит, что те имеют дело не с Кремлем, а с исторической Россией, какой она была и каковой она всегда будет. Просто с этим надо смириться, как мы миримся с цивилизационной отличностью от нас Запада, расставаясь с иллюзиями на его счёт, как мирились друг с другом католические и протестантские государи после Вестфаля. На то и существует классическая дипломатия, все каноны которой Запад решил отбросить, и в этом он противостоит не только России, но и всему Мировому большинству, для многих стран которого, особенно травмированных колониальным прошлым, наряду с Уставом ООН и всем сводом международного права она представляет единственную гарантию их суверенитета и независимости.

Ситуацию в Украинском кризисе, где Вашингтон увяз и оказался перед перспективой «войны на два фронта», которую стремился избежать, хорошо характеризуют слова Уолтера Липмана в связи с войной во Вьетнаме: «Корень его (президента Джонсона) проблем в его гордости, упрямом отказе признать пределы своих и своей страны возможностей. Такая гордость предваряет разрушение, а дух высокомерия - собственное падение» (The Icarus Syndrome, p.170). Остаётся добавить, что Байден не оправдывает доверия элит, где сложился консенсус о необходимости противостоять именно Китаю как главному вызову американскому доминированию. Увязание на Украине срывает эту стратегию, как, впрочем, и другую – по сдерживанию Ирана. Надо полагать, отсюда стремление Вашингтона «перевернуть страницу» на Украине за российский счёт и, возможно, разоблачения Хёрша.

Вероятно, стоит на перспективу поставить задачу создания – после решения Украинского вопроса – системы безопасности и сотрудничества на основе ШОС с привлечением таких стран, как Китай, Индия, Пакистан, Иран, Турция и ряда других. То есть погрузить проблематику евробезопасности в более широкий, евразийский контекст. Воссоздание в том или ином виде системы евробезопасности по модели «от Лиссабона до Владивостока» мало реализуемо и контрпродуктивно – нельзя дважды войти в один и тот же поток. Долгосрочная цель – уход США из Европы, являющейся западной оконечностью Евразии, где они слишком задержались. Украинский кризис обнаружил непомерную цену американского присутствия в делах Европы.

Продолжение следует…