В невероятно далеком 1685-ом Людовик XIV подписал в Фонтенбло эдикт об отмене Нантского эдикта. Свобода вероисповедания, данная гугенотам с легкой руки Генриха Наварского, была ликвидирована. Дворяне-протестанты потянулись в Россию. Одним из них был Жорж, потом Егор, де Марни. Здесь он командовал Выборгским полком, был комендантом Выборгской крепости, но самое главное, стал отцом еще одного Егора. Егора-Барбота (это второе имя) де Марни, ставшего родоначальником фантастической династии.
Егор Егорович пошел по стопам отца. Но весной 1775-го был командирован для прохождения службы в Нерчинский горный батальон, подразделение для охраны каторжных рудников и заводов. И заболел «геологической наукой». Проводил опыты по обжигу руд, строил печи с «эллипсовидным нутром». Его отчеты о розыскных экспедициях по Сибири привлекли внимание генерал-майора Михаила Соймонова, первого ректора Горного кадетского корпуса. Последний убедил Екатерину сделать Барбота де Марни, к тому времени его второе имя было переиначено «для вящего удобства» в часть фамилии, начальником Нерчинских заводов.
Предложения по оптимизации работы предприятий у «русского француза» были очевидно новаторскими, - он стал делать ставку на вольнонаемный, а не каторжный труд (именно сюда через полвека будут сосланы декабристы). Одним из главных детищ Барбота де Марни стал первый за Байкалом музей, названный минеральным кабинетом. Основу его собраний составили образцы руд и минералов, собранные в разных уголках края.
Сын Николай Егорович продолжил дело. Служил в Сибири и на Урале, занимался «рудознатством», управлял «казенными заводами». Погиб во время Отечественной войны с бывшими соотечественниками. «Noblesse oblige» говорят французы в таком случае - положение обязывает.
Сын Павел Николаевич в 1826 году окончил Корпус горных инженеров и был выпущен шихтмейстером 14-го класса. Стал смотрителем Миасских золотых рудников, сопровождал экспедицию Гумбольта по Ильменьским горам. Работал управляющим Троицким золотым промыслом, затем директором Миасского завода. За отличную службу стал штабс-капитаном. Открыл в Шишимских горах близ Златоуста богатейшую минеральную копь, месторождение графита на реке Черемшанке и месторождение корунда. Его именем – Барботовские, названы три горные выработки.
Уже его сын, Николай Павлович, с детства шагавший вместе с отцом по необъятной империи, в 1852-ом окончил Институт Корпуса горных инженеров с малой золотой медалью. За успехи в учебе был сразу произведен в инженер-поручики. Дальше – Урал, где молодой человек участвовал в экспедиции Гофмана и Гринвальда, имевшей целью геологическую сьемку. Через несколько лет он получил золотую медаль Императорского географического общества за работу об исследовании калмыцкой степи, где был уже руководителем партии. После обучения за границей, в Германии и Бельгии, Николая Павловича пригласили на работу преподавателем геологии и геогнозии в Горный институт, где в 1866 году он стал профессором.
А дальше география его походов со студентами впечатляет - Галиция,Волынь,Подолье,Херсонская,Курская,Харьковская,Екатеринославская,Киевская,Рязанская,Воронежская, Симбирская, Саратовская, Тамбовская, Астраханская, Пермская, Вологодская и Архангельская губернии. Ученый доказал, что из осадочных формаций в районе Арало-Каспия главное место принадлежит меловой, а не третичной системе, проложил маршрут Оренбургской железной дороги, выполнил первое описание Криворожского месторождения железных руд, участвовал в изучении угольных месторождений Подмосковья.
«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». Удивительно, но именно с опосредованного соучастия Николая Павловича теоретик анархо-коммунизма Петр Кропоткин попал в Петропавловку. В марте 1874 года Третье отделение уже подозревало его в распространении запрещенной литературы. Петр Алексеевич был готов к побегу за границу, но тут ему было предложено выступить в Географическом обществе с обоснованием своей теории «ледникового периода». Если просто – ученый предполагал, что огромные валуны на просторах севера России - это результат наступления ледников и таянья льдин. Основным оппонентом этой теории, ввиду ее недоказанности как раз и выступал де Марни:
«Заседание состоялось. <…> Наши геологи признали, что все старые теории о делювиальном периоде и разносе валунов по России плавучими льдинами решительно ни на чем не основаны и что весь вопрос следует изучить заново. Я имел удовольствие слышать, как наш выдающийся геолог Барбот де Марни сказал: «Был ли ледяной покров или нет, но мы должны сознаться, господа, что все, что мы до сих пор говорили о действии плавающих льдин, в действительности не подтверждается никакими исследованиями». Мне предложили занять место председателя отделения физической географии, тогда как я сам задавал себе вопрос: «Не проведу ли я эту самую ночь уже в Третьем отделении?» - пишет Кропоткин в своих «Записках революционера».
Впоследствии сам Кропоткин объяснит это тем, что «…я ограничился только составлением карты, содержащей мои взгляды и приложил объяснительный очерк», а после выхода в свет, написанной в Трубецком бастионе глубокого труда «Исследования о ледниковом периоде», профессор Горного признал его доводы состоятельными.
Один из его сыновей, Николай Николаевич, к сожалению, прожил недолгую жизнь. После окончания Горного института в 1886-ом был определен в Управление горной части Кавказа, где занимался изучением геологического строения и полезных ископаемых региона, проводил исследования в области исторической и прикладной геологии. Ушел из жизни в 32 года.
Второй – Евгений Николаевич. Он окончил тот же Горный на десять лет позже брата. Работал на золотых приисках, служил управляющим Байкальского рудника. Проводил первую в России магнитометрическую съемку по разведке качканарских руд. Командировался на меднорудные месторождения Болгарии и на Аляску. С 1901 года – хранитель Горного музея, до 1906 преподавал в «альма-матер» минералогию. До революции управлял золотыми приисками на Среднем и Южном Урале, на реке Лене.
В марте 1918 года сыграл решающую роль в национализации Омутнинских заводов, став одним из членов нового органа власти на заводах — Делового Совета Омутнинского горного округа. Результатом его усилий стало образование Северо-Вятского горного округа, куда вошли все Омутнинские заводы. Благодаря ему, производство было спасено от разрушения. Летом 1920-го возглавил главк «Главзолото».
В 1921 году стал профессором Горного института, где заведовал кафедрой золото-платинового дела. На его работах выросло поколение советских геологов, и само наличие у СССР «золотой подушки» навсегда связано с именем Евгения Барбота де Марни. Скончался в Ленинграде в 1939 году.
Сын Павел готовился к поступлению в тот же вуз. В 1921-ом был арестован за участие в подпольной белогвардейской организации и расстрелян.
Всего одна династия горных инженеров Российской империи, служившая ей не за страх, а за совесть. Если положить ее генеалогическое древо как кальку на сегодняшнюю «элиту», выдающую на свет или мажоров, или управленцев на теплых местах, то поневоле задумаешься, - может быть, потому и боялись «огромности» России ее «партнеры», что даже вчерашние французы давали потрясающий пример работы «на благо Отечества». Не в столичных кабинетах, а в тайге и на производстве. И ведь «не корысти ради», а потому, что иначе не могли. Потому что «Noblesse oblige».
Что же касается денег, то уходили из жизни господа Барботы де Марни людьми небогатыми, но стране оставляли свой вклад в виде разведанных ими месторождений и построенных приисков, реформированных заводов, внедренных технологий, вне всякого сомнения, миллиарды. А общая библиотека их научных работ вполне себе «тянет» на зал в библиотеке родного им вуза.
