Сотрудники полиции бывают разными, как и эмоции, которые они вызывают. Одни с вызовом требуют, чтобы к ним обращались с приставкой «господин», другие, напротив, – вежливы, учтивы и спокойны. Именно их, обычных рядовых и офицеров, видят горожане. К ним обращаются за помощью, от них убегают, в их руки попадаются. «Форпост» тоже «попался» и оказался в здании на Суворовском, но по собственной воле. Ради разговора с главой ГУ МВД России по Петербургу и Ленобласти Сергеем Умновым.
Идея интервью пришла спонтанно, и уверенности, что разговор состоится, не было. Однако генерал-лейтенант, узнав о желании «Форпоста» поговорить с ним, не отказал. По-офицерски точно назначил дату и время. В день икс встретил двоих журналистов приветливо и сразу расположил к беседе: глава петербургской и областной полиции Сергей Умнов был в «гражданском» и улыбчив. Последним сев за стол, без стеснения рассказал о своей жизни.
Сергей Чернядьев: Сергей Павлович, сейчас реже встречаются большие многодетные семьи. А вы в такой жили. Вам это в жизни помогло?
- На самом деле я вырос в не совсем многодетной семье. В селе, в котором я родился, было 27 матерей-героинь. А это десять и более ребят на одну семью. Соответственно, у моей мамы было шестеро детей, и наша семья не считалась такой уж многодетной. С самого детства, а это примерно с пяти-шести лет, и мои соседи, и мои друзья, с которыми мы учились вместе, они все работали. В каждой семье были распределены обязанности: кто относит дрова, кто носит воду. В селе не было городских условий, поэтому нужно дом истопить, воды наносить, скот накормить. И мы знали о том, что не могли уйти погулять на улицу, поиграть в хоккей или заняться другими развлечениями, пока не сделаем работу по дому. Это были наши обязанности, и никто никогда не возмущался. Наоборот, братья и сестры, если кто постарше, а я был старшим, помогали друг другу. И подрастающих малышей привлекали к домашней работе. Поэтому в детстве мне была привита привычка к ежедневному труду.
С.Ч.: Классическое кино! Шесть человек тоже много, по нашим-то меркам. А ложкой по лбу получали?
- Да, и не только я. Получали от дедушки. Он у нас был ветеран и Финской войны, и Великой Отечественной. А ели мы из одной чашки, так как не было у каждого отдельной тарелки. И вот в неё наливался, например, вытащенный из русской печи какой-нибудь суп. И мы, семья из девяти человек, садились за стол. По центру одна большая чашка, ложки, как правило деревянные, потому что они побольше и в них больше можно было унести. Первым всегда ложку опускал старший – дедушка. Если у кого-то не хватало терпения, особенно у маленьких, то тот получал по лбу деревянной ложкой.
С.Ч.: Одновременно была школа. Бытует мнение, что отличники никогда ни во что не превращаются. Превращаются только двоечники или троечники. Будущий генерал-лейтенант Умнов в школе был двоечником, троечником или хотя бы четвёрочником?
- Ну, наверное, всё-таки и не двоечником, и не троечником, а где-то всё же ближе к четвёрке. Если так посмотреть, то средний балл у меня был 3,9. (смеётся).
С.Ч.: Четыре с минусом, с маленьким?
- Да, или четыре с минусом. Я любил литературу, русский язык, обществоведение. Ещё очень любил основы производства – трактора, машины. Мой отец был инженером в колхозе. Потом перешёл в школу и преподавал основы производства. Поэтому я знал технику всю. Начиная от тракторов, машин, дизельных тракторов. Не просто модификации, а из чего состоит, внутренности, как работают поршни, когда что подаётся, какая форсунка что и когда впрыскивает. А начиная с седьмого класса я работал в колхозе на тракторе. Возил зерно на ток от комбайнов, «зелёнку» для коровников и так далее. Этим занимался каждое лето до окончания школы.
С.Ч.: Это же прямой путь в председатели колхоза или совхоза.
- Я так и думал.
С.Ч.: И вдруг милиция. Это что, веление души, романтика, друзья, например, сказали «всё, в милицию пойдём»? Или на заборе объявление висело о наборе? Почему вдруг такой выбор?
- Да всё гораздо проще. Мне исполнилось 18 лет и меня призвали в армию. Служить на три года, но в интересные войска. В морские части погранвойск КГБ СССР. И я попал в учебный центр КГБ СССР в Анапе, где закончил школу оружия. И затем был направлен на пограничные сторожевые корабли, непосредственно в боевую часть на корабле.
С.Ч.: И как там служилось?
- Достаточно спокойно, легко служил, никаких трудностей у меня и не было. Ну какие трудности могут быть, если я прошёл то, что прошёл, в деревне с самого начала до конца, начиная с того, что я и коров доил – матери помогал. Вручную. И это не корова одна, а десять голов минимум. И это каждый день утром и вечером. А в летний период ещё и выход далеко, за несколько километров от дома, потому что их не пригоняли на ферму. Это труд тяжелейший, адский. Поэтому меня ничего не пугало. Там же на корабле, кроме своей основной деятельности, как охрана государственной границы в море и слежка за состоянием оружия, чтобы оно было в полном порядке, я был избран ещё секретарём комсомольской организации. Ну и занимался общественной работой.
Сергей Умнов во время службы в армии. Фото из личного архива.
С.Ч.: Так тогда — «Макаровка». Прямая дорога.
- Я служил в Западном погранокруге и охранял как раз-таки западные рубежи нашей родины. Меня заметили и командир корабля, и офицеры. Они меня направляли в Высшее военно-морское училище. Или по крайней мере хотели так, чтобы я туда попал. И я был согласен пойти туда. Написал письмо маме и сообщил ей о том, что хочу поменять свою жизнь кардинально, в деревню больше не вернусь, хочу стать моряком.
Надо сказать, когда меня призывали на службу, она была достаточно удручена и в шоке. За последние, наверное, 15 лет на три года, тем более на море, из нашей деревни никого не призывали. У неё, конечно, всякие мысли в голове, видимо, роились. Она не очень была довольна, что такая тяжёлая служба достанется её сыну. И она мне отказала. Просто не выслала мне документы. Не захотела, чтобы я остался служить на море.
С.Ч.: То есть настолько сильно повлияло её решение? На маменькиного сынка вы никак не тянули.
- Нет, а я ничего не мог с этим вообще поделать. Потому что я служил, попросил прислать документы для поступления. И она отказала мне, сказала – «не вышлю ни одного документа. Вот иди куда хочешь, но только не в море».
Но всё-таки нужно понимать психологию мамы. Она в своё время, практически всю свою жизнь, дальше, чем на 15 километров до районного города никуда не выезжала. Что для неё море? Для неё это было что-то непостижимое, непонятное и, может быть, что-то ужасное. Поэтому она отказала мне. И я сообщил об этом командиру корабля. Он у нас был очень приличный, Александр Иванович. Он говорит: «Я знаю, куда ты пойдёшь». Спрашиваю – «Куда?». Он говорит: «У меня примерно похожее что-то было, но наоборот, на 180 градусов. Я учился на юрфаке в Ленинградском государственном университете, но поступил туда, потому что до этого не поступил в «Макаровку». Моя жизнь вся должна была быть на море, а я вот занимаюсь какой-то учёбой и постигаю юридические науки». На втором курсе он попробовал ещё раз поступить в «Макаровку», поступил. Бросил юридический факультет и соответственно стал офицером. Он говорит: «Тебе как раз подойдёт именно то направление».
С.Ч.: То есть «крёстный отец»?
- Да, совершенно, верно. Но мне тогда сложно было давать оценки. Он что-то увидел, сказал: «Это твоё будет. Может даже лучше, чем военно-морской флот».
С.Ч.: Поступили легко?
- Я бы не сказал, что легко. Но в те годы у меня был приоритет.
С.Ч.: А, ну да, армия же...
- Да. А во-вторых, я начинал поступать с подготовительного отделения. Пришёл осенью со службы, а все наборы уже закончились. Единственное, куда я мог поступить, это на ПО (подготовительное отделение — прим. ред.) на дневное отделение юрфака. С учётом того, что я пришёл всё-таки из войск не совсем простых, войск пограничных КГБ СССР. Плюс я был уже партийным человеком. Ну и, конечно, рекомендации от руководителей Западного пограничного округа – это командир корабля уже организовывал всё. У меня был подписан документ с рекомендациями от генерал-лейтенанта Калиниченко, командующего Западным пограничным округом.
На подготовительное отделение я сдал вступительные экзамены, тот минимум, который необходим, и был зачислен. А вот уже дальше всё зависело только от меня — сдам ли я вступительные экзамены в университет и как их сдам.
С.Ч.: Из университета, насколько я понимаю, вышел младший лейтенант Умнов. Пришёл работать в отделение милиции. Первое дело младшего лейтенанта Умнова, какое отделение милиции и вообще, что первое случилось? Все мы помним «Мухтаров» - украли трусы или что-то всё же посерьёзней?
- Сначала я пришёл не в уголовный розыск. Меня на первом этапе определили в патрульно-постовую службу. Мне доверили ответственный пост – пост №1 на Невском проспекте у райкома партии. Это дворец Белосельских-Белозерских у Аничкова моста. Через несколько месяцев был направлен в отдел по борьбе с карманными ворами Куйбышевского РОВД. И там меня учили ловить карманников.
Фото из личного архива Сергея Умнова.
Первое личное дело появилось не сразу, потому что ловля карманников – работа коллективная. Работает группа из трёх-пяти человек. Мы каждое утро выходили на «линию», как мы это называли. Это Невский проспект, магазины Гостиный двор, ДЛТ, Пассаж, троллейбусы и автобусы, которые шли по Невскому проспекту. И искали карманников. Но искали не в прямом смысле. Карманник находится, только когда ты видишь его глаза, глаза человека со стороны. Мы смотрим на глаза людей и определяем, что это вор. А дальше наружное наблюдение. По времени, бывало, по-разному, потому что вор мог украсть кошелёк в течение десяти минут, а мог ходить и восемь часов и у него не получалось украсть. Нашей задачей было наблюдение и задержание с поличным. Очень сложная работа сама по себе, но она мне нравилась.
Были задержания карманников интересные. Десятки таких карманников на моём счету. Категория разная. Если это южные люди с Очамчира, то они приезжали в город, снимали себе квартиру или гостиницу. Как правило, это были группы по несколько человек. Они очень хорошо одевались, отличались от других. В летний период времени, например, одетые в костюм, белую рубашку, галстук и с пиджаком на руке, прохаживались по магазинам. Особенно любили бывать там, где продавалась парфюмерия. Там обычно было очень много женщин, очереди. Воры подходили, внимательно смотрели на витрину, одновременно с этим незаметно набрасывали пиджачок на сумку, закрывали от посторонних глаз её, правой рукой из подмышки резали сумку отточенной монетой, вытаскивали кошелёк и так же благородно отходили. И в этот момент тут как тут оперативники. Им нужно было зажать кошелёк в его руке, обратить внимание потерпевшей и всё, дальше уже процесс пошёл.
С.Ч.: Это какие годы?
- С 1986 года и до 1990-го.
С.Ч.: То есть 17-я партконференция, по «России мчится тройка», и соответственно приходит бандитизм в нашу страну. Причём приходит достаточно активно и со всеми атрибутами. Все эти спортивные костюмы, распальцовка и так далее. Как вы перестраивались с квалификации ловца карманников?
- Мне как раз к 1990 году из «карманной группы» руководитель подразделения, начальник уголовного розыска, сказал – «всё, этого достаточно для тебя», хотя я не хотел уходить. Я хотел руководить группой, которая боролась с карманными ворами. Он сказал: «Нет, пойдёшь на землю, тебя там научат раскрывать преступления, не выходя из кабинета». Тогда для меня это было непонятно. Ведь я научился раскрывать преступления своими ногами, своими глазами и задерживать реального преступника с поличным. Вот этому меня научили. А раскрывать, не выходя из кабинета, – это для меня было непонятно.
Но я пошёл в 28-й отдел милиции, на Марата,79 и занимался на первом этапе несовершеннолетними. Раскрытием преступлений, которые они совершают. А это совершенно другое направление работы, другая психология. А потом перевели на взрослую линию. Тогда меня поразило одно: в те времена у всех у нас были подучётники - отдельная категория преступников – они стояли на учёте и мы их обязаны были посещать ежемесячно до их смерти. И приводит меня старый оперативник на Лиговский,117 знакомить с подучётниками. Поднимаемся на последний этаж, огромная коммунальная квартира, заходим в комнату. Там лежит дедушка, наверное, лет под 80. Он уже не встаёт с кровати. И мне говорят: «Вот, это человек, которого ты должен контролировать каждый месяц». Я удивился: «Зачем его контролировать? Он уже ходить не может, он же не встаёт с кровати». Мне в ответ: «Молодой ещё. Это насильник и педофил. И по нашем приказам, пока он не уйдёт из жизни, мы его обязаны контролировать». Я тогда не понимал, представляет ли опасность такая категория преступников. С опытом понял, что на самом деле они опасны до самой смерти.
Спустя почти три года, в конце 1992 года, мне предложили перейти в оперативно-розыскное бюро и бороться с организованной преступностью. И это тот период времени – 1991 – 1992 годы, когда всё стало разваливаться. Тогда стали возникать новые формы преступности, которые назвали потом организованной преступностью. Стали появляться бандиты. Отсюда и «Бандитский Петербург», потому что это тоже специфика нашего города. Москва никогда не была бандитской. Она была воровской. И контролировали там всё воры в законе. А отсюда воров в законе вытолкнули, выгнали. Пространство стали захватывать молодёжь, спортсмены, которые раньше стояли в барах на дверях. И с 1992 года я плотно работал в течение 12 лет, до расформирования этих подразделений. И дошёл до заместителя начальника подразделения по борьбе с организованной преступностью города и области.
Фото из личного архива Сергея Умнова.
Ольга Яковлева: Сейчас о 90-х снято очень много фильмов и много книг написано. И везде есть история – либо о милиционере-герое, либо о милиционере-злодее. Это собирательный образ. Как вы к этому всему относитесь? Были ли у вас подобные истории?
- Когда я работал в подразделении по борьбе с оргпреступностью, я занимал должность начальника отделения, а затем замначальника отдела по борьбе с коррупцией и собственной безопасности. И поэтому определённое количество времени посвящал как раз коррупционным проявлениям. И не только среди сотрудников нашего ведомства – РУБОПа, но и в целом – в прокурорской, судейской среде и так далее. Охарактеризовать коротко этот период очень сложно, но я могу сказать со всей ответственностью, что основная масса, 98% сотрудников, которые служили не только в моём отделе, а в целом в РУБОПе, это были очень порядочные люди. Это люди самоотверженные, которые не уходили вообще с работы сутками.
Были и сотрудники, которых мы задерживали. Но в основном задерживали не за продажу информации, не за связи с бандитами, хотя были и таковые, но это редчайшие случаи. Чаще это было связано со взяточничеством – где-то коммерсанты, где-то ещё кто-то. Но опять же вала огромного не было. Хотя и время тяжёлое было, и денежное содержание не очень большое, и были задержки с денежным содержанием.
И коротко скажу по поводу фильмов и сериалов, что эти все перестрелки, бои – такое впечатление, что у нас в городе кроме этого ничего не было, только Чикаго 30-х годов. У нас на протяжении всего времени погибли Шапошников, Троценко - это сотрудники УБОПа, в уголовном розыске погиб Алексей Чумаченко. То есть если пересчитать всех, то погибших сотрудников было не так много, и около десятка раненых здесь, в городе. Поэтому то, что мы видим в фильмах, – конечно, что-то было, но в основном там столько художественного вымысла, что я сериалы эти вообще не смотрю.
О.Я.: В детстве среди прочего мне нравились «Место встречи изменить нельзя» и книга «Дядя Стёпа-милиционер». Со временем отношение к сотрудникам МВД стало неоднозначным. Иногда слышу и от людей старшего поколения, что «в СССР милиция была другой, а в 90-е её лицо изменилось». Как вам кажется, так ли это?
- Я вот как раз служил-то, наверное, в трёх поколениях. Да, видел милицию советского времени, видел милицию 90-х годов и вижу полицию сейчас, может быть, уже как руководитель. На самом деле милиция советская мало чем отличалась от милиции самого начала 90-х годов. Те же тенденции были, было много негативных моментов и в милиции того времени, я имею в виду конца 80-х годов. Тогда, например, милиционеры злоупотребляли алкоголем. Даже разные анекдоты ходили – «идёт ОУР (отдел уголовного розыска — прим. ред.), вечно пьян и вечно хмур, вот идёт ОБЭП (отдел по борьбе с экономическими преступлениями – прим. ред.)…». Не помню. В общем, не за свои он пьёт. И так далее.
Что касается дяди Стёпы, мне кажется, популяризация милиции тогда была на высоком уровне. А потом всё это пропало. В 90-е годы мы видим только злобного милиционера, на которого положиться нельзя, помощи от него никакой не дождёшься, и вот этот образ был сформирован в обществе в целом. Но повторюсь, сотрудники были порядочные, добросовестные.
Сейчас ситуация становится гораздо лучше. Меняется общество, меняется полиция, меняются люди в целом. Отношение другое. Стало меньше преступлений, но это заслуга не только полицейских. Я всегда говорил и говорю: когда сокращается количество преступлений – это заслуга социально-экономическая, чем лучше мы живём, тем меньше становится преступлений. И одно за другое так и тянет. Я постоянно напоминаю своим подчинённым, что мы как сфера обслуживания. Не как карательный орган, а как сфера обслуживания. Приходите вы в магазин, а продавец хочет чего-то продать, и улыбка у него белоснежная – «только купите». Я настраиваю своих сотрудников примерно на такой же лад – только не «купите что-то», а «мы рядом с вами и при необходимости постараемся вас защитить».
О.Я.: Вы уже большое количество времени возглавляете управление МВД по Петербургу и Ленинградской области. И всё это время в Умнова либо летят «камни», либо похвалы. Многие говорят об открытости петербургской полиции. Это ваша инициатива или подчинённых?
Вообще это мой образ жизни. Я хожу по улицам один, у меня нет и никогда не было никакой охраны, несмотря на то, что бывали основания. Живу как обычный человек: нигде не прячусь. Бывает, езжу на метро, хотя у меня есть машина. Когда кто-то узнаёт меня, то удивленно оглядывается – «А кто там сзади за ним идёт». Но за мной никого нет. Я не боюсь никого в Петербурге. И не только в Петербурге. Я никого не боюсь и мне нечего бояться, потому что я, по моему мнению, стараюсь поступать справедливо. Вот мой самый основной принцип – это справедливость. Можно по-разному говорить – есть закон, но, как бы закон ни был написан, поступать надо по справедливости.
Фото из личного архива Сергея Умнова.
А по поводу подчинённых, я стараюсь своим сотрудникам прививать человеческое отношение к людям. Если гражданин обратился к вам за помощью, примите участие в его судьбе, вникните в его проблему, и даже если вы не раскроете это преступление и оно никогда не будет раскрыто, поверьте, у человека останется хорошее отношение. Потому что все люди понимают, что всё не раскрывается. Поэтому важно человеческое отношение. Если сотрудник нос задрал – тогда надо уходить. Если не умеешь разговаривать с людьми – тогда тоже надо покидать свою должность и не мучить людей.
О.Я.: И последний вопрос, Сергей Павлович. Легко ли быть генералом?
- Нет, нелегко. Есть мнение или присказка такая: генерал – не звание, а счастье. Полная ерунда! Может быть, есть генералы, которые безответственные, но я прихожу на работу первым. И ухожу с неё последним. Можно было бы, конечно, этого и не делать, сослаться на то, что много разных дел, например. Но если ты работаешь, то уж будь причастным ко всему, что происходит на территории, которую тебе доверили и вверили.
Беседовали Ольга Яковлева и Сергей Чернядьев
