Ещё во второй половине 19-го века большинство географов считали, что около 10 тысяч лет назад территория современной России представляла собой «море, по которому носились ледяные глыбы, оставлявшие, при таянии, эрратические валуны» (из исторического очерка Владимира Обручева).
Типичный образец блуждающего (от латинского erraticus) камня экспонируется в Горном музее Петербурга. Монолит в форме утюга густо покрыт бороздами волочения. Их процарапали мелкие частицы твёрдой породы при движении захваченного льдом валуна. По подобным следам учёные могут судить о направлении хода ледника. Обтекаемая форма обусловлена окатыванием, но не в «большой воде», а в тающей массе.
Внимательное изучение таких валунов в районе Восточного Саяна помогло русскому геоморфологу Петру Кропоткину, более известному в качестве теоретика анархо-синдикализма (самоуправление социума через профсоюзы и кооперативы), заменить «морскую» теорию таяния ледника «сухопутной». Выпускник Пажеского корпуса, он отказался от блестящей придворной карьеры и отправился чиновником по особым поручениям в Читу. Там удалось организовать несколько географических экспедиций. Обобщение полевого материала подтолкнуло князя к открытию основных законов формирования рельефа нагорной Азии и интересной гипотезе «миграции» материков.
Сегодня достаточно посмотреть трёхминутный анимационный ролик или соответствующую презентацию на интерактивном глобусе того же Горного музея, чтобы увидеть, как со скоростью миллион лет в секунду меняются очертания земной суши и рельеф. Для внесения лепты в научное обоснование тектонической теории исследователю в третьей четверти 19-го века потребовалось в течение нескольких лет вычислять «сотни высот», систематизировать геологические и физические наблюдения предшественников, искать нестыковки и подтверждения гипотез.
Страсть к науке стоила Кропоткину более двух лет заключения в Петропавловской крепости. Дело в том, что в марте 1874 года политическая полиция начала подозревать его в причастности к антиправительственной агитации и распространению запрещённой литературы. Он знал об опасности. Мог бы успеть эмигрировать, если бы не его запланированный доклад по ледниковой теории перед Русским Географическим обществом.
«Заседание состоялось. <…> Наши геологи признали, что все старые теории о делювиальном периоде и разносе валунов по России плавучими льдинами решительно ни на чем не основаны и что весь вопрос следует изучить заново. Я имел удовольствие слышать, как наш выдающийся геолог Барбот де Марни сказал: «Был ли ледяной покров или нет, но мы должны сознаться, господа, что все, что мы до сих пор говорили о действии плавающих льдин, в действительности не подтверждается никакими исследованиями». Мне предложили занять место председателя отделения физической географии, тогда как я сам задавал себе вопрос: «Не проведу ли я эту самую ночь уже в Третьем отделении?» - пишет Кропоткин в своих «Записках революционера».
Первая ночь после сенсационного доклада, несмотря на уже очевидную слежку, прошла спокойно. На следующий день триумфатор подготовился к отъезду, вышел из квартиры по чёрной лестнице, взял извозчика и был перехвачен жандармами на Малой Морской улице у пересечения с Невским проспектом.
Аристократа-вольнодумца арестовали и посадили в тюрьму Петропавловской крепости. По распоряжению императора Александра Второго (именно его личным камер-пажом в своё время предлагали стать Кропоткину) заключённому предоставили перо и бумагу. За два с лишним года жизни под замком в Трубецком бастионе удалось написать обобщающий труд «Исследования о ледниковом периоде».
Далее следовал побег из тюремного госпиталя, вынужденная эмиграция и окончательное смещение научного интереса из естественнонаучной сферы в социально-гуманитарную. Учёный метафорически повторил судьбу объектов своих исследований – ледниковых глыб. Он оторвался от «материнской породы». Правда, в отличие от камня, имел волю вернуться – в 1918-м, к последним 4-м годам тихой старости в подмосковном Дмитрове.
