Перейти к основному содержанию

Борис Лисочкин: ученый и «японский шпион»

металлургический комбинат
© Фото; Новокузнецкий краеведческий музей

В эссе Иосифа Бродского «Коллекционный экземпляр» есть отрывок, в котором автор подробно описывал казнь полковника ГРУ и англо-американского агента, разоблаченного в 1962 году. Речь идет об Олеге Пеньковском, чье имя благодаря громкому судебному процессу стало знакомо практически каждому советскому человеку. Официально он был расстрелян, но поэт утверждал, что шпиона сожгли заживо в печи крематория.

Аналогичную историю в своей автобиографической книге «Аквариум» рассказывал писатель Виктор Суворов (бывший сотрудник резидентуры ГРУ СССР в Женеве Владимир Резун, бежавший в 1978 году в Великобританию). Он утверждал, что видео процесса казни Пеньковского демонстрировалось в назидание всем, кто приходил на службу в КГБ, чтобы знали, каково это — Родине изменять.

шпион
© Скриншот транслации судебного процесса над Олегом Пеньковским, 1963 год

Надо сказать, что большинство историков утверждают, что Резун сам выдумал эту легенду, а потом выдал за реальный факт. Тем более, что небылицы о подобном методе борьбы с «перебежчиками» уже ходили на Западе, и их нужно было лишь облачить в удобоваримую литературную форму.

Интересно другое: имели ли они в своей основе реальные истории? Так, в 1937 году останки талантливого инженера Бориса Лисочкина были сожжены в мартеновской печи Кузнецкого металлургического комбината, которую он же сам спроектировал и построил.

Он родился в 1904 году в маленьком селе Едрове Новгородской области и в 1921 году вместе со своим братом поступил в Ленинградский горный институт. Вуз с учетом требований промышленности и времени проводил обучение на трех факультетах – горном, геологоразведочном и горнозаводском. Каждый из них готовил востребованных экономикой развивающейся страны специалистов – геологов, маркшейдеров, металлургов, специалистов по разработке месторождений. Борис Федорович остановил свой выбор на специальности «Черные металлы».

Лисочкин
© Свидетельство Лисочкина Бориса Фёдоровича об окончании Горного института (фото: архив Горного музея)

Еще студентом он работал на различных предприятиях Ленинграда и Украины. Например, в начале 1925 года выполнял работы по проектированию прокатного цеха для завода «Красный гвоздильщик», затем проходил практику на Краматорском металлургическом заводе «Донугля», а в 1926 году – на Макеевском металлургическом заводе «Югосталь», где в течении пяти месяцев трудился инженером Фасонно-Литейного цеха и замещал начальника цеха во время отпуска и командировок.

После окончания Горного института Лисочкин набирался опыта в проектировании на Днепропетровском металлургическом заводе - одном из крупнейших промышленных предприятий Украины, считавшимся по состоянию агрегатов лучшим среди заводов «Югостали». Новоиспеченный конструктор в отделе капитального строительства проработал в течение года, пока не почувствовал в себе силы и уверенность для следующего шага по карьерной лестнице. Им стал первенец промышленного освоения природных богатств Сибири - Новокузнецкий металлургический завод, строительство которого началось в декабре 1929 года.

На создание мощной угольно-металлургической базы в азиатской части СССР, функционирующей на железных рудах Урала и коксующихся углях Сибири, требовались тысячи рабочих. Они приезжали из разных концов страны, рыли траншеи в мерзлом грунте, возводили фундаменты для металлургических печей, создавали гигантские цеха. Зимой температура воздуха редко поднималась выше минус 30 градусов, на строительной площадке день и ночь горели костры, отогревая промерзшую землю.

лисочкин
© Труд землекопов на Кузнецкстрое (фото: Новокузнецкий краеведческий музей)

Энтузиазм рабочих металлургического комбината впечатлил поэта Владимира Маяковского, посвятившего этой стройке своё знаменитое стихотворение «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка» («Через четыре года здесь будет город-сад»), которое вошло в обязательную школьную программу:

«Здесь взрывы закудахтают
в разгон медвежьих банд,
и взроет недра шахтою
стоугольный «Гигант».
Здесь встанут стройки стенами.
Гудками, пар, сипи.
Мы в сотню солнц мартенами
воспламеним Сибирь».

Одновременно с рабочими приехал инженерно-технический персонал. Главным инженером был назначен металлург Иван Бардин, который к тому моменту уже имел две Сталинские премии и «Героя социалистического труда» за выдающиеся заслуги в деле проектирования, строительства и освоения крупных металлургических заводов и научные достижения в области металлургии. В будущем он стал вице-президентом АН и заместителем наркома черной металлургии.

Лисочкин
© И.П. Бардин среди геологов на площадке Кузнецкстроя,1929-1930 гг. (из фондов Государственного архива Кемеровской области)

Бардин работал днём и ночью, когда работы велись при ярком свете многих сотен прожекторов. От своих подчиненных требовал не меньшей самоотдачи:

«Стройке нужны люди дисциплинированные, самоотверженные, упорные в стремлении к достижению намеченной цели», — говорил он.

И такого человека Иван Петрович увидел в Борисе Лисочкине. За короткое время молодой конструктор прошел путь от инженера-заместителя начальника Мартеновского цеха до помощника главного инженера Кузнецкого металлургического завода, то есть как раз Бардина.

Специалист работал над всеми проектами Мартеновского цеха предприятия, который в те годы считался гордостью сталеплавильной индустрии СССР. Его решения были революционны и совершенны. Так, Борис Федорович предложил кардинально изменить проект «Гипромеза», по которому предполагалось возвести на комбинате 12 мартеновских печей по 110 тонн садки и разбить их на две очереди – по 7 и 5 печей, в сторону увеличения мощности.

Лисочкин
© Строительство доменной печи Кузнецкого комбината (Из фондов Государственного архива Кемеровской области)

Компания «Фрейн» по его идее сделала новый проект конструкции здания, включая фундаменты колонн для 150-тонных мартеновских печей в количестве 15 штук.

Сам Лисочкин разработал новый проект Мартеновского цеха: два миксера с большой площадью разрыва на случай увеличения мощностей и количества печей. В связи с изменением нагрузки на рабочую площадку 200-тонные краны разливочного пролета были заменены на 220-тонные, а 5-тонные завалочные машины – на 7-тонные. Кроме того, конструктор изменил и местоположение скрапного двора по отношению к главному зданию - отнес его в сторону Верхней Колонии, чтобы путь следования составов с горячим шлаком от доменных печей на отвал не пересекался с верхним грузовым потоком.

Не успело закончится еще строительство крупнейшего в Европе и Азии цеха со 150-тонными печами, а Лисочкин уже произвел все расчеты, которые обеспечивали в перспективе переход на 300-тонные печи. Шесть таких печей, по расчетам автора, должны были позволить комбинату сэкономить 6,5 миллиона рублей в год. Все идеи были воплощены в жизнь, благодаря чему мартены Кузнецкого завода успешно проработали до XXI века, в то время как большинство их собратьев были признаны устаревшими гораздо ранее.

Лисочкин
© Мартеновский цех (фото: Научно-технический музей имени И. П. Бардина)
Лисочкин
© Выпуск первой стали (фото: Научно-технический музей имени И. П. Бардина)

1 апреля 1932 года была задута первая кузнецкая домна, и спустя два дня получен первый чугун. Вслед за первой печью через месяц пошла вторая. А вскоре мартен выдал сталь, заработали прокатный цех, блюминг и рельсопрокатный стан. Завод, построенный за 1000 дней, вступил в строй.

Газеты «Известия и «Большевистская сталь» пестрели заголовками о «долгожданном кузнецком чугуне» и называли Лисочкина «технически грамотным руководителем проектно-конструкторской группы». В ноябре 1933 года на пленуме ЦК ВКП(б) нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе говорил о Борисе Федоровиче как о «талантливом молодом инженере, отвечающем за стройку, не имеющую себе равных не только у нас, но и в Европе». В январе 1934 года он был назначен руководителем технической части второго завода (будущий Западно-Сибирский металлургический комбинат в Новокузнецке Кемеровской области). Для 29-летнего инженера это был блестящий старт, однако далее события получили совершенно неожиданное развитие.

Лисочкин
© "Большевистская сталь" от 4 апреля 1932 года

Весной 1934 года Борис Лисочкин скончался от воспаления легких и был похоронен в кирпичном склепе около стен мартеновского цеха № 1, который проектировал, строил и запускал. В день похорон в траурном карауле у изголовья его гроба стояли главный инженер Иван Бардин, первый секретарь Кузнецкого райкома партии Рафаил Хитаров, первый парторг Кузнецкстроя Андрей Кулаков.

В 1937 году, через три года после смерти, Лисочкина обвинили в связях с руководителями контрреволюционной организации «Российская партия национального возрождения» и с японской контрразведкой. Нашли способ репрессировать даже мертвого: могилу вскрыли, останки извлекли из склепа и сожгли в мартеновской печи, которую он сам создал.

Позже историки объяснили произошедшее. В конце 20-х годов, когда положение советской власти окончательно упрочилось, она перешла к политике решительного вытеснения представителей старого образованного слоя из сферы умственного труда, что отразилось в первую очередь на тех из них, кто служил в дореволюционном государственном аппарате и стратегически важных организациях. Состоялись политические процессы над интеллигенцией и специалистами, массовые репрессии и травля. «Шахтинское дело», «Процесс Промпартии», «Академическое дело» явились своеобразной матрицей для последующих процессов.

Так называемые, «вредительские организации» охватывали все отрасли народного хозяйства: металлургию, угольную и машиностроительную промышленность, энергетику и строительство, сельское хозяйство. В 1931 году только на Урале было «выявлено» 9 организаций, в 1932 –2, в 1933 – 11, в 1934 – 4.

Формула обвинения строилась по следующему принципу: на вымышленную информацию о заговорах, вредительстве, шпионаже накладывались факты, имевшие место в действительности (аварии, поломки оборудования), с целью придания большей достоверности вымыслу.

«В состав участников контрреволюционных организаций часто включались лица, не имеющие никакого отношения к делу. Например, бывшие собственники предприятий, находящиеся за границей, иностранные специалисты, которые приезжали монтировать импортное оборудование и благополучно вернулись на родину. Часто включались лица, скончавшиеся задолго до того, как дело было сфабриковано. Так, в состав контрреволюционной группы инженеров, «раскрытой» органами ОГПУ на Кузнецком металлургическом комбинате, и был включен умерший до судебного процесса Борис Лисочкин», - пишет в своей научной статье "Материалы следственного производства ОГПУ в отношении интеллигенции как исторический источник" Раиса Москвина, доцент кафедры истории государства и права из Уральского государственного юридического университета.

Честное имя ученого в результате было восстановлено. Кто знает, возможно со временем ему будет отдано должное - изъятая из всех документов фамилия Лисочкина появится в названиях улиц и переулков, проспектов и проездов Новокузнецка, а также на мемориальных досках созданных им промышленных объектов.

Лисочкин
© Фото: Новокузнецкий краеведческий музей, Б.Ф. Лисочкин третий слева