Ровно восемь лет назад в подземке Петербурга в разгар дня прогремел взрыв. В вагоне поезда, направлявшегося от «Сенной площади» к «Технологическому институту», подорвался террорист-смертник. В результате ЧП погибло 16 человек, 103 пассажира пострадали.
Те, кто находился в том самом вагоне и петербуржцы, потерявшие своих близких, рассказали «Форпосту», как справляются с последствиями произошедшего и как теракт навсегда изменил их жизни.
Мир не мультяшный
В 2017 году Артуру было 20 лет, он учился на третьем курсе петербургского университета путей сообщения. Третьего апреля будущий инженер вместе с одногруппниками спустился в метро после занятий, чтобы поехать в спортзал на «Балтийскую». Они зашли в вагон, смеялись, о чём-то говорили. Двери закрылись, поезд поехал и раздался взрыв.
«Вспышка и хлопок – минуты через полторы после начала движения поезда. От неожиданности я вскрикнул и даже успел подумать, что кто-то неудачно пошутил, но потом оглянулся и увидел, что света в вагоне нет, люди в крови – кто лежит, кто сидит, трупы. Тут я и понял, что это не шутка», – вспоминал Артур ещё в 2018-м году.
Сейчас ему 28, он живёт в Ленобласти. Однако даже спустя восемь лет он так и не забыл подробности того дня.
«Мы с ребятами, которые тогда со мной были, общаемся и, конечно, переводим эту ситуацию в юмор. Кто-то скажет, что это не смешно, так и есть, но это позволяет нам, знаешь, жить легче чуть-чуть, с этим юмором».
Он старается не вспоминать о том дне, однако мысли о нём всё же приходят.
«У меня это автоматом в голове всплывает. Не как что-то плохое уже, а как просто информация. Знаешь, есть такая штука, когда жертвы насилия впадают в какой-то транс и пытаются не чувствовать это. Вот у меня был период жизни, когда будто впадаешь в такое же состояние и будто не чувствуешь ничего. Вот примерно так же и происходит, когда резко появляется мысль про теракт, то я уже автоматически ничего не чувствую. Просто двигаюсь дальше».
Артур признаёт, что это защитная реакция организма. Ему кажется, будто случившееся было не с ним. Но в тоже время он хорошо понимает, что восемь лет назад ему повезло, ведь он стоял недалеко от террориста Акбаржона Джалилова.
«Я помню, что не сразу понял, что это был взрыв бомбы, а не детской петарды. Осознал происходящее только когда выбрался из вагона. Хотя, как тоже, осознал... Не думаю, что осознал сразу, но точно понял, что случилось что-то очень плохое».
Артур отделался небольшим ранением головы, ожогом левой кисти и контузией. Две недели он лечился в Мариинской больнице, затем выписался, сдал сессию, отдохнул, вернулся на учёбу и устроился на работу.
По его словам, после теракта он стал очень внимательным к окружающим его предметам и людям в общественных местах.
«Мне надо наблюдать за всеми. Если мне, например, в том же самом метро что-то не нравится, то мне вообще не западло встать и пойти в другой вагон или сойти на станции и подождать другой поезд. Это не паранойя, а такая подозрительность. Может излишняя, не знаю. Я просто наблюдаю: а что тут, а что там. Обращаю внимание на разные предметы. Допустим, на потолке люстра висит. Ну она же может рвануть чисто гипотетически? Вот я просто обращаю внимание и на такое».
Кроме внимательности к обстановке у Артура остались и проблемы со здоровьем. В 2017 году его контузило, он плохо слышал левым ухом, и врачи уже тогда предупредили, что последствия травмы дадут о себе знать.
«Иногда ты просто идёшь, и у тебя резкий бах – звон в ушах какой-то. Он очень такой… мешающий. Ну, я уже привык».
По словам Артура, он всё хорошо слышит, но если вокруг шумно, то ему сложнее воспринимать поток информации. Поэтому иногда приходится прислушиваться к словам собеседника.
За последние восемь лет Артур успел поработать в РЖД, уволиться и стать ведущим инженером строительства газоперерабатывающего комплекса в Ленобласти. На 1,7 миллиона рублей, которые он получил после теракта, молодой человек взял ипотеку, завёл трёх собак и даже почти женился. Потом обстоятельства личной жизни поменялись, но это не помешало Артуру спустя время вновь влюбиться.
«Тогда, до теракта, я был молодым парнем, витающим в облаках. А из больницы я вышел уже другим человеком. Произошедшее помогло осознать, что мир не мультяшный, не сказочный, а достаточно жёсткий и реальный. И я, конечно, уже не такой мягкотелый, верящий в чудо, а человек, который принимает суровые реалии этой жизни».
Артур добавил, что пережитый опыт позволяет ему принимать различные решения. В такие моменты он вспоминает, что в любой момент может умереть, и всё встаёт на свои места – «делаешь и не жалеешь».
«Я бы с радостью всё это забыла, но у меня не получится»
Эвелина Антонова, которой в 2017 году было 24 года, сидела прямо напротив террориста. Она получила тяжёлые травмы и попала в реанимацию с острой кровопотерей, ей пришлось пережить десятки операций на лице.
Её мать Ирина Антонова рассказала «Форпосту», что помнит в подробностях, как узнала о случившемся.
«Мне позвонила младшая дочь, и, плача, рассказала, что позвонил какой-то мужчина и сказал, что с Эвелиной беда. Я дочь успокоила, сказала, что дурацкая шутка, не может быть ничего плохого. Попросила скинуть мне телефон (мужчины — прим. ред.) и перезвонила. Ответил мужчина, я спросила, что с дочкой, он рассказал, что случилось в метро. Я спросила, жива ли она, и связь оборвалась».
За эти годы Эвелина пережила около 30 операций, но и это ещё не конец: прошедшей осенью врачи восстанавливали девушке повреждённый от взрыва нос, впереди — заживление тканей.
«Пластическая хирургия у нас по ОМС не проводится. В каких-то клиниках нам ставили суммы разные — до миллиона. Но нашёлся врач, замечательный хирург, доктор Денис Агапов. После теракта он обещал, что будет оказывать благотворительную помощь пострадавшим и действительно, когда мы к нему обратились, то доктор выполнил эту операцию без оплаты для Эвелины. Она наблюдается, периодически приезжает к нему».
По словам Ирины психологическое и физическое состояние Эвелины улучшилось, но из-за тяжёлых травм у девушки начали проявляться побочные заболевания. Она также получает психологическую помощь.
У пострадавшей оформлена третья группа инвалидности, ей платят небольшую пенсию. Как отметила Ирина, других льгот у её дочери нет — «не положено выплат ни за травмы, ни за увечья».
Возможно, в том числе по этой причине Ирина основала ассоциацию «Надо жить», помогающую пострадавшим и родственникам погибших. Название предложила Эвелина. К объединению присоединились около 30 переживших взрыв в вагоне метро и членов семей жертв, остальные признались, что не хотят лишних напоминаний о 3 апреля 2017 года.
«Кто-то мне просто не отвечал, кто-то написал “спасибо за внимание, но вы меня не беспокойте, я хочу забыть об этом как страшный сон. И не надо мне больше напоминать”. И я таких людей очень понимаю, потому что и сама бы с радостью это всё забыла. Но у меня не получится, потому что дочери требуется лечение», — пояснила Ирина.
Она активно взаимодействует с теми, кто присоединился к ассоциации. Это и жители Петербурга, и Казахстана — например, мать погибшего 20-летнего Максима Арышева (изначально его назвали террористом-смертником, однако информация не подтвердилась, — прим. ред.).
«Надо жить» помогает пострадавшим с лечением и трудоустройством. В прошлом году ассоциация выиграла конкурс городского комитета по социальной политике, и ведомство предоставило ей субсидии.
«Благодаря этой программе у нас 12 человек смогли получить лечение в санатории, плюс были бесплатные консультации юристов и психолога. Субсидия действует в течение девяти месяцев с апреля по декабрь, сейчас мы тоже готовим программу, будем участвовать в конкурсе — надеемся, что нам повезёт», — рассказала Ирина.
По словам женщины, она так и не смогла до конца пережить случившееся и до сих пор избегает поездок на метро. При виде скорой помощи у неё «сжимается сердце».
«Когда я проезжаю мимо станции метро "Технологический институт", чувствую себя всегда очень некомфортно. Всегда, проезжая памятную табличку, молюсь. А вообще, стараюсь избегать этого места и метро. Если есть возможность где-то наземным транспортом добраться, я предпочитаю наземный транспорт. Когда вижу скорую, сердце сжимается — прошу, чтоб успели».
«Мой второй день рождения — 3 апреля 2017 года»
Петербургский режиссёр-документалист, журналист Наталия Кирилова тоже ехала в одном вагоне с террористом. Из-за взрыва её контузило, женщина частично потеряла слух, чувствительность головы с правой стороны и повредила колено. Сейчас петербурженке 70 лет и на её странице «ВКонтакте» стоит статус: «Мой второй день рождения — 3 апреля 2017 года».
Женщина год добивалась получения инвалидности, компенсаций и социальной помощи. Спустя восемь лет с момента трагедии она вспоминает, что никогда не сетовала на случившееся, а только удивлялась — как ей удалось выжить.
«Первые 10 дней (после взрыва в метро, - прим. ред.) лежала и думала: почему я выжила? Вокруг же были одни трупы. И человек всё время думает — за что? Вот у меня была подруга Марьяна Цой, жена Виктора Цоя, она заболела раком. И она всё время мне говорила: “Наташа, за что?” А я ей говорила: “Мань, нет такого понятия “за что”, есть понятие “почему”. То есть, какие были следствия, причины? “За что” говорит себе преступник, сидя за решёткой. А ты — не преступник, ты просто заболела. Так что, когда я лежала, я думала не о том, что что-то я там получу, я всё время думала, почему, почему я выжила. Человек всё время себе должен задавать вопросы. Только ответив на эти вопросы, он поймёт, как он живёт. Но правду, конечно, надо себе говорить».
Наталия помнит, что к ней в больницу приходили разные люди, порой совершенно незнакомые, и выражали сочувствие. При этом не все близкие смогли подставить своё плечо, но она их не осуждает.
«Вдруг пришли те, кого я не ждала. Это меня тоже удивило. И лёжа на этой койке я подумала: конечно, печально что что-то я не рассмотрела. Но бог им судья. Кто придёт, тот придёт. Что будет, то и будет».
Через десять дней Кирилову выписали и отправили в санаторий «Белые ночи» в Ленобласти. Перед этим её приглашали на Первый канал для участия в марафоне в поддержку пострадавших от теракта, но руководство Мариинской больницы пригрозило не выдать женщине справку, как получившей травмы, если она прервёт лечение и уедет в Москву. Кроме того, по мнению режиссёра, её недолечили.
«Отрубили лечение и выбросили из больницы, потому что я была как раздражающий фактор — идут ко мне люди, несут, говорят. И сколько было телевизионных компаний, которым отказали в посещении меня. До меня добрались коллеги — Ленинградская студия телевидения, из Рима, потом шведы, немцы, газеты, журналы, и это руководству Мариинской больницы категорически не нравилось. Слишком много внимания, много шума. И поэтому меня просто выбросили».
В областном санатории у Наталии начались первые панические атаки, которые позже продолжились и дома. Следом пришли сильные головные боли, а затем она стала заикаться и терять речь. Единственным чиновником, который старался помочь, по её словам, оказался депутат ЗакСобрания Александр Ржаненков, занимавший на тот момент пост главы комитета по соцполитике. Также свою помощь предложила организация «Прерванный полёт», но лучше не становилось. В итоге женщина легла в клинику МЧС, а после начался длинный путь — попытки добиться признания инвалидности.
На первой судебно-медицинской экспертизе Кириловой впервые показали её выписку из Мариинской больницы. В документе говорилось, что у неё хроническая тугоухость, которая якобы была и до теракта.
«“Какая вам инвалидность? Вы глухая были и до теракта. Скажите спасибо, что вы выжили, что вы говорите и слышите”. Так мне сказали на экспертизе», — рассказала она.
Вторая экспертиза тоже не принесла никакого результата и только после обращения в Следственный комитет пострадавшую направили на третью — в Москву, где смогли доказать, что она получила минно-взрывную травму средней степени тяжести — контузию. Ей выплатили единовременную компенсацию и присвоили третью группу инвалидности. В 2017-м она получила 200 тысяч рублей из городского бюджета и 250 тысяч — из федерального, в 2018-м петербурженке по итогам федеральной комиссии доплатили ещё по 200 и 250 тысяч рублей соответственно.
Метрополитен, по словам режиссёра, компенсировал ей только потери имущества в размере 60 тысяч рублей. В выплатах по травмам и моральному ущербу ей отказали.
Борьба за себя у Кириловой так и не закончилась. В 2022 году власти Петербурга предприняли попытку повысить Наталии группу инвалидности, однако не довели дело до конца. А теперь ей приходится каждые два месяца получать разрешение на три бесплатных лекарства — единственную социальную помощь, которую оказывает город.
«И каждые два месяца будешь туда таскаться с этими тремя препаратами. Их никто не хочет менять. За восемь лет мне даже не поменяли картину лекарств. А они не работают. У меня как были панические атаки, как болела голова, как болит сердце — ничего не изменилось».
Через три года после теракта женщине удалось добиться операции на повреждённой ноге, однако сохранить её коленный сустав врачи не смогли — ей поставили протез.
«Сделали его плохо, он болтается, потому что они торопились. В связи с моей картиной сердца боялись. Они так и сказали: “Мы боимся, что вы умрёте на столе”. Через день после операции у меня начался пароксизм сердца. Двенадцать часов мне восстанавливали ритм, если бы не восстановили, я бы умерла».
Восстановить речь петербурженке удалось благодаря неожиданной иностранной помощи в 2019 году. Тут помогла медийность: Наталию знают и как одну из пострадавших в теракте, и как режиссёра-документалиста, который в своё время работал с лидером группы «Кино» Виктором Цоем. В какой-то момент с ней связались представители Генконсульства Южной Кореи и предложили бесплатную помощь с использованием специальных аппаратов — физиотерапии, LED и т.д.
«В Петербурге до начала СВО работал бесплатный центр КОРЕАМ (Южная Корея), который оказывал помощь малоимущим пожилым жителям Северной столицы. Меня корейцы нашли через интернет и пригласили в этот центр. Меня возили на процедуры ежедневно и через два месяца я смогла самостоятельно ходить, медленно, но ходить, и стала меньше болеть голова».
Наталия вспоминает, что перед согласием на процедуры обратилась за консультацией к врачам поликлиники №40. Медики разрешили ей применение корейских препаратов.
«Низкий поклон за помощь этим корейцам! Даже не представляю, на что я бы сегодня была похожа при ежедневной дозе лекарственных препаратов, которые я по назначению врачей принимала первые три года по 10-12, а иногда и по 14 таблеток в день!! <...> Речь восстановили мне технологии, повторяю, Южной Кореи. Наши ничего не могут», — заключила Кирилова.
Наталия призналась, что до сих пор старается исключать станцию метро «Технологический институт» из своих маршрутов, однако настоящий ад она связывает не с самим терактом, а с поведением чиновников после взрыва. Петербурженка до сих пор добивается признания жертв произошедшего ветеранами террористической угрозы и боевых действий — для получения соответствующих льгот и пособий. Однако, несмотря на её обращения к премьер-министру Михаилу Мишустину, в Генпрокуратуру и в администрацию президента России Владимира Путина, статус пострадавших не изменился.
Это просто стечение обстоятельств
Одной из жертв теракта стала известный в Петербурге кукольный мастер Ирина Медянцева. Она была руководителем студии авторской куклы «Рукодельница» в ДК «Суздальский», её работы продавались во многих сувенирных лавках города. У женщины осталось две дочери — Алёна и Юлия.
Юлия вспоминает, что стала руководить маминой студией авторской куклы вскоре после теракта, однако год спустя уехала в Израиль.
«Ситуация была напряжённая. Целый год [жизни в Петербурге] был в слезах и вообще непонятно какой, но море и солнце [в Израиле] благоприятно на мне отразились. Обстановка сменилась, и мне стало как-то проще, мне кажется, что в какой-то момент меня это спасло даже, я немножечко успокоилась. Но всё равно лет пять я не могла об этом говорить без слёз: маму вспоминаешь — и всё. Тогда пришло понимание, что нужно идти в терапию», — рассказала Юлия.
После теракта многие психологи предлагали свою помощь ей и сестре, однако тогда девушке казалось, что заниматься ментальным здоровьем — излишне.
«У меня было столько проблем, и я не понимала, откуда растут ноги, не привязывала это к травме. К психологу же я обратилась через пять лет после трагедии. Мне подошла эмоционально-образная терапия, наверное, потому что я творческий человек. Меня сразу психолог развернул в сторону этой трагедии, и я поняла, что проблемы идут от неё, что травма не проработана».
Первый год после гибели матери был особенно тяжёлым, вспоминает Юлия. Она много плакала – «могла зареветь ни с того, ни с сего», отстранилась от творчества. Лишь спустя время, уже пожив в Израиле, она попросила Алёну отправить ей материалы для создания кукол и вновь вернулась к этому занятию.
После теракта девушка винила в произошедшем себя: за день до трагедии ходила с семьёй в театр, однако после представления уехала домой, а не осталась с матерью.
«Я винила себя за то, что, если бы осталась с ними, может быть, они бы задержались, и не попали бы в этот вагон. Сейчас я себя не виню и понимаю, что не могла на это повлиять».
Два года в психотерапии помогли Юлии изменить отношение к произошедшему. Она призналась, что начала больше ценить жизнь и меньше переживать по пустякам.
«Я не считаю, что это со мной произошло как какой-то урок. Это страшное событие, и я думаю, что это просто стечение обстоятельств. Переоценка пришла в том плане, что, если раньше я могла переживать по каким-то глупостям, например, из-за какого-нибудь парня, то потом я поняла, что это меньшее, из-за чего можно переживать. Теперь я больше ценю своё время и свою жизнь».
После вторжения ХАМАС в Израиль и обострения ситуации в Газе Юлия вернулась в Петербург и теперь делает кукол «как продолжение дела мамы». Этим же ремеслом уже много лет занимается и её сестра Алёна: она продаёт свои работы через интернет.
В годовщину теракта девушка планирует поехать на кладбище к маме вместе с отчимом и вспомнить о ней, а также посетить мемориал в вестибюле «Технологического института», где висит табличка с именами погибших.
Ольга Яковлева, Екатерина Суружий, Валерия Оганова, Алиса Иняхина, Иван Шолохов
Продолжая использовать сайт, Вы соглашаетесь на обработку Cookie-файлов и принимаете условия Политики обработки ПД
