Администрация президента США Джо Байдена разворачивает программу переманивания на свою территорию российских исследователей, сообщает «Блумберг». Преимущественно из сферы кибербезопасности, полупроводников, искусственного интеллекта, космических технологий и ядерной инженерии. Название программы говорит само за себя – Visa Lure (визовая приманка).
В социальных сетях уже появилась соответствующая реклама. Желающим получить Грин-карту США для учёных предлагается пройти бесплатный десятиминутный тест, результаты которого дают принимающей стороне понимание заслуг и степени одарённости претендента. Для портфолио подойдут награды и грамоты, членство в профессиональных ассоциациях, научные публикации, рекомендательные письма влиятельных коллег и даже подтверждение более высоких доходов, по сравнению со среднеотраслевым уровнем.
В отличие от предыдущих программ сегодня получение визы EB-1A (для иностранцев «с экстраординарными способностями») или EB-2 NIW (national interest waiver - отказ от национальных интересов) не предусматривает представления информации о будущем американском работодателе. Кроме того, не потребуется сдавать тест на знание английского. Лимиты на количество въезжающих людей по этим визам отсутствуют.
Для США концепция иммиграционного магнита является ключевой на протяжении всей её истории. Целенаправленное массовое привлечение научных кадров особенно активно развивалось по окончании Второй Мировой войны. Только в пятидесятые годы страна приняла около 100 тысяч высококвалифицированных специалистов. С 1961 по 1980-й год – более полумиллиона человек.
Советский Союз в отличие от США в борьбе за умы был скорее донором, чем реципиентом. Особенно заметные интеллектуальные потери дала эмиграция в Израиль. Значительная её часть, в конечном счёте, укоренилась в американских университетах и высокотехнологичных компаниях. С распадом СССР переезд учёных на Запад стал системным явлением. Комиссия по образованию Совета Европы оценивает ежегодные потери России от утечки умов в 50 миллиардов долларов (13% доходов федерального бюджета РФ за 2002 год по текущему курсу).
Несмотря на подобные тревожные сигналы Минобрнауки РФ констатирует положительный баланс в сфере миграции интеллектуальных кадров. По их информации, (на основе данных «Высшей школы экономики», ВШЭ) в 2021 году в страну въехало в 2,5 раза больше учёных, чем выехало.
«Значит, наша страна становится привлекательной для иностранных специалистов, комфортным местом для совершения научных открытий и создания прорывных разработок. <…>
Таким образом, исследование ВШЭ не подтверждает ранее прозвучавшие в публичном пространстве заявления, что из страны не прекращается отток ученых» - говорит глава Минобрнауки Валерий Фальков.
Министр опровергает критиков отсылкой к исследованию ВШЭ, умалчивая, однако об их предостережении по поводу риска «утечки умов» из России «на фоне усиливающейся глобальной борьбы за таланты». По оценке университета, Россию покидают 60-75% аспирантов академического трека ведущих вузов. В передовых областях естественных и технических наук эта доля достигает 80%. Понятно, что кто-то возвращается. Но о серьёзном кризисе говорит уже тот факт, что риск утраты страной своего интеллектуального потенциала признают даже самые либеральные эксперты. Репутация ВШЭ в этом отношении общеизвестна.
В апреле 2022-го они выпустили новый доклад, где сказано, что с 1996 по 2020-й 5,2% российских учёных «поменяли аффилиацию на зарубежную». В нейробиологии, математике, биохимии, фармакологии потери ещё существеннее.
Аффилиация – термин вполне чёткий. Происходит от латинского filialis, то есть сыновний. Или дочерний, если воспользоваться экономической терминологией (дочерняя компания). Речь идёт об учёных, которые основным своим местом работы и жизни считают уже не Россию. На начало 2021 года в нашей стране насчитывалось 679,3 тысячи исследователей, 5,2% - это более 35 тысяч человек. Наверняка наиболее талантливых и перспективных. Другие, как мы знаем по требованиям Visa Lure, за границей не востребованы.
Приведённые данные уже не позволяют спрятать реальность за разговорами о благотворной «циркуляции умов», от которой якобы всегда выигрывает как принимающая, так и передающая сторона. Международный академический обмен – это, безусловно, положительное явление, но только при условии равноправия сторон. И, конечно же, без смены аффилиации. Положительные примеры есть. В их числе, например, практика организации международного научного сотрудничества в Санкт-Петербургском горном университете.
«Сегодня наши студенты успешно обучаются в Австрии и Германии по программам двойного и тройного магистерских дипломов, а аспиранты проходят научно-исследовательскую стажировку по совместной программе «Природные ресурсы – Энергетика – Устойчивость» на базе ведущих университетов Германии. Программы финансируются Международным центром компетенций в горнотехническом образовании под эгидой ЮНЕСКО, созданным на базе Санкт-Петербургского горного университета, и германской службой академических обменов DAAD (для аспирантов).
Каждый участник международных программ подписывает индивидуальный договор об ответственности, который содержит как серьезные финансовые гарантии со стороны университета, так и обязательства обучающихся, в том числе в части продолжения их научной карьеры в Горном университете, по праву считающимся образцовым мировым высшим учебным заведением по профилю минерально-сырьевого комплекса.
Важно отметить, что молодые учёные не воспринимают эти обязательства как нежелательное обременение, поскольку чётко понимают направление своего дальнейшего развития в академической среде. Выход в глобальное академическое пространство поднимает их исследовательскую работу в России на качественно новый уровень. Созданная в Горном университете благоприятная социальная, образовательная и научная среда гарантирует эффективное продолжение обучения и проведения научных исследований» - рассказала «Форпосту» проректор по международной деятельности Горного университета Александра Коптева.
Методология текущей отечественной статистики по международному академическому обмену не позволяет отделить подобные проекты от нежелательной научной эмиграции. Данные сгруппированы так, что сложно отделить зёрна от плевел. Эксперты неоднократно подчёркивают несовершенство отечественной системы мониторинга академической мобильности. Они прямо говорят о невозможности различения невозвратной и временной миграции, фрагментарном характере данных и лишь косвенном отражении ими реального положения вещей.
Имея настолько несовершенный инструментарий контроля, Минобрнауки тем не менее отдаёт приоритет международному обмену как самоцели. Решение проблемы удержания высококлассных исследователей в основном оставляет за самими отечественными вузами и научными организациями, которые, как правило, весьма ограничены в средствах.
Как им конкурировать с теми же немецкими коллегами, когда там представители университетской науки в среднем зарабатывают по 76 тысяч евро в год, имеют полный соцпакет и понятные карьерные перспективы. В США к этому набору добавляются ещё и постоянные контракты (tenure contracts), гарантирующие учёным пожизненный доход.
