В 1939 году был проведен любопытный эксперимент: трех аспирантов горного профиля назначили директорами Ленинградского, Свердловского и Днепропетровского институтов. В город на Неве попал Дмитрий Емельянов. Сложно представить, с каким недоверием и подозрительностью встретило академическое сообщество старейшего технического вуза страны нового главу… У маститых ученых было как минимум три причины с огромным скепсисом относиться к этому назначению.
Во-первых, возраст. Новоиспеченному руководителю было всего 33 года. Конечно, есть примеры, когда в этом возрасте люди добивались значительных успехов. Взять того же Дмитрия Устинова, ставшего наркомом вооружения СССР перед самой войной, справившегося с обрушившимися на него задачами и затем занимавшего должность министра обороны страны более 20 лет.
Во-вторых, Дмитрий Сидорович был воспитанником московской горной школы. В традициях петербургского вуза всегда было выдвижение руководителей именно из числа своих сотрудников. А выбрать в 1939 году было из кого! Созвездие профессуры с мировыми именами составляли академики Дмитрий Наливкин, Александр Герман, Николай Келль и многие другие.
Наконец, претендент, на котором остановило свой выбор правительство, был «всего лишь кандидатом наук». К моменту его появления в Ленинграде диссертация в области обогащения была готова, но еще не защищена.
Приказом Наркомтопа (Народный комиссариат топливной промышленности СССР) Емельянов был назначен директором в апреле 1939 года, а кандидатом стал только в октябре. В ученых кругах это был нонсенс.
Кто-то мог сказать – договорились, помогли, повезло… Но знали бы, с чем предстояло столкнуться Дмитрию Сидоровичу, подобные разговоры бы в раз утихли.
Уроженец Смоленщины с 9 лет работал пастухом и осваивал грамоту в сельской школе в свободное от полей время. Однако этого хватило, чтобы увлечься чтением и проглатывать книги одна за другой. В течение двух лет он работал воспитателем в детском доме, пока его организаторские и педагогические способности не привлекли внимание местного руководства. Молодому человеку предложили возглавить Соболевскую комсомольскую организацию. Потом был педагогический техникум, диплом горного инженера-обогатителя Московского горного института и должность старшего инженера в Институте редких и малых металлов (в «Гидредмете»). И, наконец, глава Ленинградского горного института.
Необычайная энергия, почтение и такт, проявленные молодым директором в отношении корифеев науки, позволили Дмитрию Сидоровичу в короткий срок завоевать расположение и стать признанным главой нового коллектива.
«Наша Группа никеля пользовалась его уважением и доверием. В отличие от подавляющего большинства институтских руководителей, он всегда знал, над чем мы трудимся. Не будет преувеличением сказать, что в каждом нашем труде того времени есть и его вклад. Быстро ориентирующийся в любой ситуации, работоспособный, настойчивый и решительный, не чуждающийся хозяйственной деятельности и хорошо справляющийся с нею, отличный организатор – он полюбил наш институт, вросся в его многостороннюю жизнь и на протяжении ряда лет отдавал институту все свои силы»,- выразил общение мнение выпускник и профессор Горного института Наум Грейвер в своей книги воспоминаний. По разработанным им технологиям был получен первый советский ванадий и извлечен молибден из бедных некондиционных концентратов, что отмечено несколькими Сталинскими премиями.
На период «директорствования» Емельянова пришелся самый тяжелый этап в жизни института – в блокадном городе, среди бомбежек и многочисленных смертей от голода и холода. И способности Дмитрия Сидоровича как управленца проявились в этот момент и период послевоенного восстановления ярче некуда.
После мобилизации в армию основной массы студентов и сотрудников под его руководством были сформированы 2 партизанских отряда и «истребительный батальон». Емельянов экипировал бойцов и обеспечивал их всем необходимым для действий в тылу врага.
Коллектив института с первых дней войны перестроил свою работу на военный лад. Каждое утро в кабинет Емельянова с чертежами, с новыми расчетами приходили преподаватели, аспиранты и студенты. Они предлагали свои нововведения и усовершенствования военной техники, а он в свою очередь решал, чему дать ход. Так, было осуществлено изготовление в институте ручных гранат и разработана конструкция одноместного танка для подрыва.
Но самым значимым стало создание «спецпроизводства» в вузе – выпуск нового, особо эффективного взрывчатого вещества, предназначавшегося для гранат и мин. Благодаря химику и металлургу Александру Кузнецову и Дмитрию Емельянову эта идея была оперативно реализована для нужд Ленинградского фронта.
Помимо организации оборонного производства в Горном Емельянов, которому к началу войны только исполнилось 35 лет, нес ответственность за эвакуацию ценных экспонатов музея и библиотеки института, жизнеобеспечение оставшихся в городе студентов и сотрудников института. Кроме того, он смог сохранить в целости институтский коллектив во время эвакуации, наладить его деятельность в Пятигорске и Черемхово.
Уезжая в тыл, директор думал, прежде всего, о сохранении реальной учебной и научной работы. Он распорядился забрать минимум оборудования, совершенно необходимого для учебного процесса. Вагоны для перевозки получить не удалось – везли с собой в пассажирских вагонах. Как выяснилось позже, Горный был единственным институтом, везшим с собой оборудование.
Еще один момент: по предложению Наркома угольной промышленности СССР Василия Вахрушева ЛГИ должен был прекратить автономное существование на время войны и влиться в Свердловский и Донецкий горные институты. Емельянов на самом высоком уровне отстоял право вуза на самостоятельность, доказав, что разрозненный по дорогам и городам страны коллектив соберется воедино, как только ему назовут постоянное место работы. Глубокая уверенность директора изменила решение Наркома. Горному разрешили расположиться отдельно в Черемхово Иркутской области. Несмотря на дальность локации, уже на следующий день директору пришло 22 телеграммы от профессоров из Караганды, Балхаша, Урала, Ташкента, Свердловска: «Готовы прибыть в Ваше распоряжение в любой момент в любое место». Зимой 1942 года начался полноценный учебный процесс.
Менее чем через полгода после снятия блокады Дмитрий Сидорович инициировал процесс возвращения вуза в Ленинград. Институт лежал в руинах. В окнах не было стекол, в колонном зале музея рухнула крыша, а вместе с ним потолок и знаменитый плафон Скотти, разбита котельная, разрушены церковь и корпус, где производили взрывчатку. После размещения прибывших людей в сохранившихся закоулках, Емельянов собрал весь коллектив и поставил задачи по восстановлению института, а затем руководил их решением.
Из эвакуации и с фронта вернулись далеко не все студенты и сотрудники. Емельянов оказался перед проблемой дефицита кадров. Он организовал поиск и подготовку новых преподавателей, привлечение и обучение лаборантов, продолжение научные исследования на уцелевшей лабораторной базе, набор новых студентов. Уже в 1945 году институт заработал в полную силу.
Приближался юбилей - 175 лет со дня основания Горного. Хотя дата была не круглой, отмечалась она как крупный праздник государственного масштаба. Правительство отблагодарило учебное заведение за решение ответственных задач крупного народнохозяйственного и оборонного значения в годы войны. Около ста особо отличившихся сотрудников получили награды. Более того, Емельянов добился специального постановления правительства об ассигновании 50 миллионов рублей на восстановление и развитие института и обеспечил разработку проекта резкого расширения его материальной базы.
Однако дальше произошло непредвиденное.
Ровно через год разразилось «Ленинградское дело» - серия судебных процессов в отношении партийных и государственных деятелей города на Неве. Им предъявляли обвинения в создании внутри партии «вражеской группы», в ведении «вредительско-подрывной работы», включая фальсификацию на выборах, а также коррупцию — хищение государственных средств для личного обогащения. Осужденных приговорили к расстрелу, а спустя годы полностью реабилитировали.
Дмитрий Сидорович как руководитель авторитетного вуза не мог не общаться по работе с обвиняемыми. Например, обращался к первому секретарю Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Пётру Попкову, в связи с реэвакуацией и восстановлением института. Этого оказалось достаточно, чтобы привлечь Емельянова к строгой партийной ответственности. Официально – «за то, что совершал ряд практических ошибок». Посадить не посадили, а вот с директорского поста сняли. Шокированный коллектив грешил на смелость и самостоятельность суждений и действий начальника, мол, у многих это вызывало недовольство. На Ученом совете профессора, с которыми он проработал самые тяжелые годы войны, единогласно благодарили за преданность делу.
Все его последние идеи были аннулированы – и выделенные правительством кредиты, и материальная база, и строительство дополнительных зданий.
Дмитрий Сидорович был переведен в Харьковский горный институт, где в должности профессора он защитил докторскую, создал и более 10 лет возглавлял кафедру специальных методов обогащения. В 1956 году ученый возглавил данный вуз.
Спустя 7 лет его вновь пригласили в петербургский институт на кафедру обогащения природных ископаемых. В 1979 году Дмитрий Емельянов скончался.
